Государственные тайны. Книги 1-3

Вечером после возвращения из Фонтенбло, убедившись, что Мария-Терезия удобно устроилась в своих просторных апартаментах в Лувре, Сильви приказала отвезти ее к Персевалю де Рагнелю, как происходило всегда, когда двор временно находился в Париже. Она любила встречи с крестным, милую атмосферу его дома на улице Турнель; ее собственное жилище на улице Кенкампуа оставалось половину года запертым, а большая часть слуг перебиралась в Фонсом или в Конфлан, которому Сильви отдавала предпочтение. У Персеваля она могла встретить дочь, тянувшуюся к шевалье все больше, а к матери, увы, все меньше.

После ночи в Фонтенбло, когда Мари призналась в любви Франсуа, а в особенности после отъезда брата с человеком, которого она упорно продолжала любить, девушка сильно изменилась. С матерью она виделась, главным образом, во дворце, а если и наведывалась к ней, то только в надежде — чаще тщетной! — узнать «новости о Филиппе», хотя Сильви знала, о ком ей хочется услышать на самом деле.

Уже не испытывая к матери прежней привязанности, любя ее как бы по обязанности, поверхностной и рассеянной любовью, она стала безраздельно преданной Мадам, видела в жизни смысл, только когда находилась при ней, твердила, что согласна жить только в Тюильри или Сен-Клу, и отказывалась от всех претендентов на ее руку и сердце. Лозен всего лишь промелькнул в сонме последних, она быстро дала ему понять, что, отлично зная об его увлечении принцессой Монако, не видит ни малейшего смысла исполнять при нем бесславную роль постоянно обманываемой супруги, к которой предъявляют всего три требования, пополнить поредевшие финансы, нарожать детей и, главное, помалкивать. Однако, вопреки ожиданиям, эта откровенная отповедь не оттолкнула его от Мари, а превратила в ее преданного друга.

— Черт возьми, мадемуазель, такой вы нравитесь мне еще больше! Как же я сожалею о вашем отказе, я с удовольствием взял бы в жены такую умницу, а не только красавицу! Выходит, у вас нет желания стать графиней де Лозен?

— Ни малейшего! Не стану отрицать, не будучи красавцем, вы тем не менее наделены неоспоримым шармом. Увы, на меня он не действует. Но вы не расстраивайтесь, очень многие дамы находят вас неотразимым!

— Неужели вас не устроил бы даже союз двух свободных людей? Я следил бы за респектабельностью, вы подарили бы мне одного-двух наследников и стали бы, удовлетворяя мое тщеславие, уважаемой в свете, знатной дамой…

— Я собираюсь ею стать без вашей помощи. Знайте, что я решила выйти замуж за принца, не меньше!

— Что ж, яснее не скажешь. Как вам будет угодно! — Он улыбнулся своей неподражаемой хищной улыбкой. — Давайте все забудем и станем просто друзьями! Только настоящими — знаете, как дружат мальчишки? Вы состоите при Мадам, я — при короле; похоже, мы можем быть друг другу полезны…

— А вот это меня устроило бы! — просияла Мари. — Не предавайте меня, и я вас не предам.

Так завязалась дружба, которая со временем получила совершенно неожиданное для Мари продолжение.

Оказавшись в библиотеке Персеваля и усевшись напротив него у камина, где потрескивали поленья и откуда доносился упоительный запах печеного картофеля, Сильви долго молчала, наслаждаясь редким покоем, о котором приходится только мечтать в королевских дворцах, где за тобой всегда кто-то подглядывает, где тебя подслушивают, подсиживают, подставляют тебе ножку…

Закрыв глаза и откинув голову на высокую кожаную спинку кресла, Сильви избавлялась от усталости, вызванной переездом, волнением последних мгновений перед отбытием из Фонтенбло, мелкими неудобствами и происшествиями в пути, когда все встречные только к тому и стремятся, чтобы поглазеть на короля. Главный недостаток всякого королевского двора — это придворные; хуже всех были придворные молодого Людовика XIV, губительно действовавшего на подданных своим неисправимым высокомерием. Госпожа де Фонсом предпочитала теперешним прежних, те сохраняли хоть какие-то остатки собственного достоинства. Король усиленно дрессировал свою знать, и это настолько не устраивало Сильви, что она уже задавалась вопросом, долго ли еще сумеет выносить атмосферу, в которой задыхалась. Если бы не бедная королева, такая одинокая, к которой она сильно привязалась и которую жалела, она бы давно попросилась в отставку.

— Видимо, я все-таки сделаю это, — неожиданно произнесла она. — Дождусь, когда королева родит, — и…

Персеваль, склонившийся над книгой, поднял голову и обнаружил, что Сильви не спит, а смотрит на него.

— Удивительно, — отозвался он, — что вы так долго раздумывали. Вы не созданы для придворной жизни с ее ловушками, интригами, хитростями…

— Да, интригами я сыта по горло, но, признаться, мне жаль королеву. К тому же мне хотелось бы позаботиться о будущем своих детей — в этом я нисколько не отличаюсь от других людей, а также разобраться в своих семейных делах, я редко вижу дочь, а с сыном разлучилась уже три года назад. Все, что я от него имею, — это письма, посылаемые мне в редкие моменты, когда флот бросает якоря, Да и они чаще написаны рукой аббата Резини…