Государственный киллер

К Фокину неспешной походкой приблизился среднего роста мужик в потертой серой «адидасовской» толстовке, с вульгарной печаткой на безымянном пальце левой руки и свежим шрамом, косо рассекающим левую бровь. На его широком угрюмом лице плавало выражение презрительного высокомерия, словно он находился не в камере, а в Колонном зале Дома союзов в роли дорогого Леонида Ильича.

– Чего орешь? – коротко спросил он глуховатым, негромким голосом, глядя куда-то мимо отца Велимира.

– А че? – не снижая интенсивности децибелов, прогрохотал Фокин. – Ехали, понимаешь ли, завтракать, а тут вот тебе… убили, дескать, какого-то лоходрома, то есть новопреставленного раба божьего, имя ты его, господи, веси. А я его первый раз вижу!

Из глубины камеры выползли еще двое – молодые парни лет по двадцати пяти – и лениво глянули на разглагольствующего Фокина ничего не выражающими, узкими, как щелочки, глазами. Свиридов сел у стены и почти с интересом покосился на них.

Да… хорошо было бы, если б вот сейчас эта тройка ни с того ни с сего захотела поучить святошу уму-разуму самыми доступными и общенародными способами…

* * *

Илья Свиридов оказался в огромном пустом кабинете, где из мебели стоял только стол у окна, большой сейф и шкафы у правой стены – монументальные, почему-то пыльные, с глухими резными дверцами. Приведший его старшина тотчас же ушел, и младший Свиридов остался один.

Дверь открылась, и вошел подполковник Панин. При виде его Илья подумал, что вообще-то это дело прокуратуры, а не спецслужб – вести допрос. Но свои мысли предпочел оставить при себе.

Панин молча уселся за стол и посмотрел на Свиридова-младшего бесстрастным острым взглядом. Потом положил перед собой какую-то папку и сказал:

– Не думайте, что это допрос. Допрос будет позже. А это… это в некотором роде разъяснительная беседа. Я задам вам несколько вопросов, отвечать на которые, в принципе, необязательно, но желательно… для вас.

Панин так усмехнулся, что Илья уже не сомневался в необходимости отвечать на все вопросы подполковника.

– Илья Антонович, вы понимаете, что дело серьезное, но имеет особенности, мягко говоря, несколько странные. В этих особенностях и кроется для вас определенная надежда.

Илья облизнул пересохшие губы и качнул головой, словно сомневаясь, что надежда эта может приобрести зримые очертания реальности.

– Вы продолжаете утверждать, что не убивали Горбункова?

– Да!

– Хорошо, пусть так. Но вы видели когда-либо этот пистолет?

Перед Ильей лег обычный пистолет системы Макарова. С единственным, но существенным и… роковым отличием: на нем были обнаружены его, Ильи, отпечатки пальцев. Но он совершенно не помнит, когда, при каких обстоятельствах он мог оставить их.

– Я не знаю, – пробормотал Илья, пытаясь честно смотреть в глаза Панину, но тут же трусливо отводя взгляд, как блудливый кот, сожравший не по чину много сметаны прямо под носом у хозяйки.

– Вы в последнее время употребляли спиртные напитки или наркотики? – спокойно спросил подполковник.

Илья растерянно замигал: как истинный патриот своей многострадальной и столь много пьющей родины, он насыщал свой организм спиртным каждый божий день (а как прикажете иначе с такими-то друзьями и собутыльничками, как отец Велимир!), но на наркотики просто не хватало времени и здоровья. И если Панин упирал на то, что Илья мог забыть, будучи пьяным, о факте оставления отпечатков на пистолете, то в принципе он был прав. Потому что Илья не то что пистолета, а и собственного имени не мог вспомнить в ходе недавнего сабантуя по случаю какого-то христианского празднества, за игнорирование которого пресвятой отец Велимир пригрозил отлучением от церкви, адом, преисподней и еще взять денег в долг, что по катастрофичности последствий вполне соответствовало кириенковскому дефолту…

Илья буркнул нечто, долженствующее означать положительный ответ.

– Плохо, – сказал Панин, одобрительно улыбаясь. – Вот видите, вы вполне могли и запамятовать. Ну, хорошо. Меня больше интересует другое. Твой брат. Что он за человек? Это я к тому, что у человека, не представляющего никакого интереса, вряд ли по комнатам будут раскиданы трупы Семен Семенычей Горбунковых.

– Владимир? Но он-то вовсе тут ни при чем.

– Вот это-то я и хочу установить, – спокойно проговорил подполковник Панин.

Илья неожиданно для самого себя икнул и уставился в полированную поверхность стола, по которой постукивал тонкий, как у пианиста, палец подполковника Панина.

– Чем он занимается?

– М-м-м, – сказал Илья и понял, что не знает, чем же занимается его родной брат. Вернее, не представляет, что из разноплановой деятельности родственничка интересует компетентные органы. – Он военный в отставке. Воевал в Чечне. Комиссован по ранению.

– Вот как? – улыбнулся Панин, а потом вдруг резко поднялся и совершенно неожиданно для съежившегося, как кролик на сковородке, Ильи перегнулся через стол и прошипел ему прямо в лицо – как растер плевок каблуком на полу: