Государственный киллер

А Панин? Панин, который теперь не может расследовать это дело, потому что мертв? Трагическое, непонятное недоразумение, но что-то не похож подполковник на невинную доверчивую овечку и на несчастную жертву несправедливого рока. Впрочем, надо приучаться говорить о Панине в прошедшем времени.

Что же делать?

…Илья! Владимир вспомнил, в каком подвешенном положении остался его брат. Не приходилось сомневаться, что ничего хорошего ближайшее будущее тому не сулило. Фокин, если он еще жив, – а Владимир так хотел надеяться, что Бондарук соврал! – Фокин не пропадет и сумеет постоять за себя. Все-таки грандиозная школа «Капеллы», как-никак… А вот Илья, да и Оля, которая осталась отсыпаться в Илюхиной квартире… что-то будет с ними?

Пока однозначно следующее: отсюда надо выбираться, и как можно скорее. Но как, если эти проклятые наручники не проймешь никакими самопальными отмычками типа булавок и скрепок – последняя американская система! Лишнее доказательство того, что с ним «работают» не органы – у них такого инвентаря нет.

И еще – невыносимо хочется есть и пить…

– Эй, кто там! – крикнул он во всю глотку. – Долго меня еще будут морить голодом, а? Че за дела?

На крик откликнулось аж трое. Тот небритый юнец, что его сторожил, и еще парочка. Знакомые ребята, между прочим, – те самые, с которыми отец Велимир проводил турнир по кикбоксингу в КПЗ и заслуженно победил.

– А, боец, – иронически проговорил один и со всей силой ударил его ногой в бок. Свиридов, не моргнув, стерпел это, а потом повторил более спокойно:

– Братва, держать меня в комнате с засиженными мухами обоями – это еще куда ни шло, но не кормить два дня… это уже не лезет ни в какие, понимаете ли, рамки.

– А ты у нас, оказывается, весельчак, – грубо хохотнул «кикбоксер» и пнул его в голень. – Может, тебе еще и телку подогнать, бля?

– Полегче с ним, Саид, – благоразумно осадил его второй. – Он че тебе, лох педальный какой, типа? Ты не боишься, что тебе за него… Ну, чего тебе пожрать?

Этот вопрос был адресован уже Владимиру.

– Чего-нибудь белкового, питательного и высококалорийного, – невозмутимо ответил тот, морщась от боли в подбитой голени, – а главное, не давайте мне черепахового супа и мусса из омаров, а то у меня от них тотальное расстройство кишечника… В общем, тащи что есть! Можно подумать, ты будешь слушать мои заказы!

– Ты понял, какой козел?! – возмутился неуемный Саид. – А ты еще базаришь…

Что уж там хотел сказать Саид, осталось тайной, потому что, еще произнося сакраментальное «козел», Саид занес нижнюю конечность во внушительного вида ботинке с массивной рифленой подошвой, чтобы в третий раз произвести акт экзекуции, но на слове «базаришь» Свиридов перехватил его ногу и, потянув на себя одной рукой, легко вывернул, а потом швырнул Саида в сторону так, что тот ударился о стену над диваном напротив свиридовской кровати и, оглушенный, вяло сполз на пол.

– Ты же сам говорил, что я не какой-то там лох, – устало сказал Свиридов второму, а небритый юнец захихикал и присел к пострадавшему Саиду.

Тот, второй, ничего не сказал, а схватил остекленело глядящего перед собой ошеломленного отпором Саида и буквально выволок его из комнаты.

* * *

Свиридов остался один. Еду все не несли, и он поневоле вынужден был погрузиться в тягостные мысли, стараясь таким образом заглушить симфонии пустого желудка.

Беспорядочные звуки, издаваемые упомянутым внутренним органом Владимира, были единственным, что нарушало мертвую тишину, повисшую в квартире. Свиридов мог только догадываться, насколько она велика.

И внезапно – прямо за стенкой – послышался грохот падающей мебели, а потом хриплый матерный вопль, зависший на самой пронзительной ноте и оборвавшийся сухим треском двух выстрелов. Потом – полный ужаса и боли вопль, все приближающийся и нарастающий, и дверь свиридовской комнаты распахнулась, и влетел с выкаченными от ужаса глазами Саид, а за ним высокий массивный человек в разорванной на спине рубашке и босиком. В руке босого человека был перехваченный за дуло пистолет. Он настиг Саида и, перехватив его горло длинными пальцами, нацеленно ударил рукоятью пистолета в темя.

Тот конвульсивно вытянул вперед руки, вцепился в ворот и без того рваной рубашки своего противника – и, коротко простонав, осел на пол.

– Вот так, Вован, – не оборачиваясь, сказал человек в рваной рубашке. И Свиридов почувствовал, как по его коже волной пробегает леденящая дрожь. Потому что этот голос принадлежал тому, в чью смерть он уже почти поверил. Это был Афанасий Фокин.

– Какая комедия, – пробормотал Владимир и начал смеяться – глухо, неправдоподобно, нелепо. – Что же это такое, черт побери?

– Комедия в самом деле весьма занимательная, Свиридов, – проговорил тот, – я бы сам разобрался, что к чему, но прежде нам надо свалить отсюда… клянусь пресвятой богомат… м-мать твою!

– Куда свалить-то?

– А тебе не все равно?