Государственный переворот

Вся техника подхода направлена на то, чтобы обезоружить эту логику. Помимо награды за участие в успешном перевороте (которую можно представить как гораздо более соблазнительной, чем награда за лояльность) есть и ещё один фактор, который будет работать в нашу пользу. Он состоит в том, что лицо, которому офицер доложит о подходе, может оказаться сторонником переворота. Поэтому оба эти пункта нужно подчёркивать как можно сильнее, в тоже время уменьшая в разговоре опасность потенциального риска. Но мы надеемся, что у наших потенциальных сторонников будет и иная мотивация помимо жадности и страха, и на их выбор повлияют другие факторы. Дружеские связи с заговорщиками и общие политические взгляды могут быть важны, но обычно главными факторами при принятии решения оказываются семейные, клановые и этнические связи с теми, кто планирует переворот.

В большинстве слаборазвитых стран различные этнические группы только по видимости объединены в одно целое, а массовое образование и СМИ ещё отнюдь не сломали традиционные формы соперничества и подозрительности. В любом случае, первые шаги на пути экономического прогресса обычно только усиливают эти конфликты, и часто мы видим, что этнические связи гораздо важнее, чем политические пристрастия.

Например, там, где не строятся сталелитейные заводы, не будет и региональных конфликтов на тему, где их строить; если посты на гражданской государственной службе даются только гражданам метрополии, не будет конфликта между этническими группами колоний по вопросу справедливого распределения постов. Конфликты по поводу рабочих мест в месте строительства сталелитейного завода обычно куда более интенсивны, чем старые конфликты по распределению земли: если раньше только пограничные части племени находились в контакте с соперниками, то теперь каждое племя борется с другими на национальной арене. Если по вопросу земли возможно достичь компромисса, то сталелитейный завод может быть построен либо в точке А, либо в точке В — середины здесь нет. (Альтернативой, конечно, является постройка завода на границе двух провинций; и хотя такие места обычно удалены от дорог и других объектов, такое иногда происходит[51].)

По мере того как увеличиваются размах и интенсивность старых конфликтов, укрепляется инстинктивная солидарность внутри этнических групп, и африканский «трайбализм» — всего лишь экстремальный пример очень распространённого явления. Скажем, многие современные и подчёркнуто нерелигиозные евреи, как выясняется, заключают браки только с евреями, хотя считают себя полностью ассимилированными. Несмотря на торжественные заявления чехов и словаков об их единстве, капиталовложения распределяются в точном процентном соотношении для каждой территории, и конфликт по этому поводу был одной из причин падения правительства Новотного («великого мастера выживания») в 1968 году. На самом деле повсюду в Восточной Европе старые конфликты лишь спрятаны под поверхностью, а новая социалистическая национальная политика только реанимирует их[52]. В Румынии почти полмиллиона немцев и полтора миллиона венгров чувствуют себя обделёнными, в то время как в Югославии хорваты, сербы, далматинцы и македонцы вовлечены в этнический баланс, не говоря уже о более малочисленных группах албанцев, влахов и словенцев. Во многих странах этнические конфликты отягощены наложенным на них религиозным противостоянием. Народность ибо в Нигерии, например, находится в постоянном конфликте с северянами-мусульманами на протяжении длительного периода времени, но введение среди ибо христианства лишь означало, что старый этнический конфликт между народностями ибо и хауса только обострился за счёт привнесения в него нового конфликта между мусульманами и христианами.

Поэтому мы максимально учтём этническую составляющую при планировании переворота, избегая, однако, отождествления его с конкретной этнической группой. Что касается малой фактики, мы сведём каждого потенциального сторонника переворота с вербовщиком из его этнической группы и, если нужно, представим ему переворот так, как он его хочет видеть.

Но мы должны учитывать также и специфический фактор, характерный для бывших колоний. При колониальных режимах сформировалась традиция набирать в армию представителей тех национальных меньшинств, которые имели репутацию более воинственных людей и, что ещё важнее, от которым можно было ждать, что они с энтузиазмом примут участие в репрессиях против большинства. После обретения независимости эти национальные меньшинства в некоторой степени утратили политическую власть и социальный статус, но по-прежнему составляют большую часть армии. Это привело к странному спектаклю, в котором меньшинства выступают в роли охранителя режима, который их же и подавляет. Друзы и алавиты[53] в Сирии находились именно в таком положении после того, как в 1945 году ушли французы, и поэтому неудивительно, что недовольные офицеры из этих двух групп играли выдающуюся роль в многочисленных переворотах после достижения независимости.