Государственный преступник

Если от Итальянской площади повернуть к Сене, пройти по авеню Гобелен два квартала и свернуть на улицу Шуази, то вы почти тотчас окажетесь перед небольшим отелем, вход в который вечерами освещается круглым полосатым фонарем, похожим на детский мяч. В дешевых нумерах отеля живут уличные торговцы, проститутки, сутенеры, неудавшиеся художники, разорившиеся коммерсанты, студенты, мелкие факторы, безымянные шантанные певички с прозвищами типа Цыпленочек, Вишенка и Колибри, воры из числа циперов и халамидников, площадные побирушки без роду и племени и прочая аллегорическая публика Парижа. Здесь и поселился, сбежав из Варшавы после ноябрьского мятежа 1830-го, молодой революционер Феликс Каневич, уроженец Минской губернии Мозырского уезда. Со средствами у него было туго — много ли прихватишь с собой, когда тебе в затылок дышат жандармские церберы, — поэтому, прожив в два года материны украшения и дедов брильянтовый перстень, Феликс Иойнович принужден был вспомнить родовое ремесло и заняться портняжничеством. Он обшивал отельную публику, чинил и штопал платья и сюртуки и понемногу барышничал, сбывая клиентуре почище шляпки, боа, пальто и шубы, позаимствованные постояльцами-циперами из парижских прихожих и передних. Мужчина он был молодой, наружности привлекательной, посему от недостатка женского внимания не страдал и получал от проституток и певичек по-соседски хорошие скидки.

Года через три Феликс сошелся с юной шансонеткой Китти, только-только начавшей выступать в каком-то третьеразрядном кафе-шантане. Вскоре он перебрался к ней, что позволяло экономить на нумере и не платить за любовные утехи. В начале сентября 1834 года у них родился первенец, коего они назвали Иероним. Мальчишка получился весьма симпатичным и смышленым, и они с Китти решили сделать все, чтобы дать ему образование.

Иерониму не пришлось приторговывать восковыми спичками на Итальянской площади и выпрашивать деньги для лечения «бедного больного тателе», как это делали многие дети из отеля. Феликсу Иойновичу удалось пристроить сына в коллеж, и через два года благодаря своим блестящим успехам, Иероним, привыкший уже откликаться на имя Джером, как его звали сверстники, был переведен на казенное содержание.

Однажды в нумер к Каневичам пришел господин в черной ворсистой шляпе с низкой тульей и узкими полями и зелено-миртовом фраке поверх пикейного жилета и пикейных же белых панталон с узкими полосами из персидского атласа. Он был при легкой тросточке с набалдашником из слоновой кости, а на среднем пальце его правой руки красовалась печатка с вензельком владельца и Всевидящим Оком в треугольнике, от коего во все стороны расходились лучи. Оценив опытным глазом дорогую экипировку вошедшего, стоимость коей равнялась едва ли не годовому его доходу, Феликса Каневича портняжных усилий и коммерческих предприятий, хозяин нумера суетливо предложил гостю присесть и сам устроился напротив, целиком обратившись в слух и внимание. Господин в ворсистой шляпе окинул взглядом небогатую обстановку нумера, ворох одежды в углу, назвал себя Жаком и сообщил, что он представляет некую благотворительную организацию, названия коей Каневич не запомнил. Да это и не было столь важным. Главное — эта организация обязывалась выплачивать их семье ежемесячные вспоможения и бралась попечительствовать над Иеронимом, беря на себя расходы, связанные с его обучением.

— Понаблюдав за вашим сыном, мы нашли его достойным, чтобы взять его в орбиту нашей организации, — заключил гость.

— Благодарю вас, — уважительно поклонился Феликс Иойнович, проникаясь к гостю еще большим доверием. — Иероним действительно очень хороший мальчик. Но… он уже учится на казенный счет.

— В College de France платное обучение, — заметил гость.

— Вы что-то путаете, мой сын учится в муниципальном коллеже.

— А с будущего года будет учиться в College de France, — без капли сомнения заверил его гость. — Потом — в Центральном училище мануфактур и искусств.

Перспективу получения Иеронимом образования в главном и старейшем коллеже Франции, насчитывающем более чем трехсотлетнюю историю своего существования, и дальнейшего обучения его в Центральном училище Парижа Каневич воспринял с откровенным недоверием. А потому осторожно справился:

— В вашей организации, наверное, состоят очень влиятельные люди?

— О, да, — улыбнулся гость одними уголками губ. — В нашу организацию входят сто тридцать четыре депутата Палаты, половина Сената и сам премьер-министр. Так что, — он серьезно посмотрел на Каневича, — можете не сомневаться в наших возможностях.

— Да я и не…

— Значит, мы договорились, — поднялся гость, вручил хозяину шестьсот франков и ушел, оставив после себя легкий запах лаванды.