Государство будущего

А как же второй контраргумент, вопрос эффективности? Действительно ли демократический контроль над индустриальной системой на уровне ее самых элементарных функциональных единиц несовместим с эффективностью? Подобные утверждения чаще всего исходят из нескольких посылок. Кто-то, например, говорит, что централизованное управление – технологический императив, однако я считаю, что при внимательном рассмотрении этот довод оказывается чрезвычайно уязвимым. Те же технологии, которые обеспечивают необходимой информацией совет директоров, могут в случае необходимости использоваться любым работником. Технологии, способные сегодня исключить отупляющий труд, превращающий людей в специализированные орудия производства, оставляют достаточно времени на досуг и обучение, что позволяет рационально использовать эту информацию. Более того, даже «источающая великодушие» экономическая элита, как это сформулировал Ральф Милибэнд, ограничена системой, в рамках которой она функционирует, чтобы организовать производство. Ее цели: власть, рост, прибыль, но отнюдь не – что вполне естественно – человеческие потребности. Потребности, которые в некоторой степени могут быть выражены уже только с точки зрения коллектива⁴⁰. Вполне можно допустить, и это даже весьма вероятно, что решения, принятые самим коллективом, будут выражать потребности и интересы не хуже, чем решения различных великодушных элит.

В любом случае достаточно трудно принять всерьез доводы об эффективности в обществе, которое выделяет огромные ресурсы для их расходования и уничтожения. Ни у кого не вызывает сомнений, что от концепции эффективности буквально разит идеологией. Всевозрастающее товарное изобилие вряд ли стоит считать единственным критерием достойной жизни.

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛИЗМ И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ КАПИТАЛИЗМ

Ну вот, позвольте мне обратиться наконец к третьей и четвертой исходным позициям: большевизму – т. е. государственному социализму – и государственному капитализму. Как я пытался предположить, у них есть точки пересечения, и в некоторых интересных отношениях они расходятся с классическим либеральным идеалом и его поздней формой – либертарианским социализмом. Поскольку я интересуюсь нашим обществом, позвольте мне высказать несколько простейших соображений о роли государства, его вероятной эволюции и идеологических предпосылках, которые сопровождают и иногда искажают восприятие этого феномена. Для начала стоит разделить две системы власти: политическую систему и экономическую систему. В принципе первая состоит из народных представителей, которые определяют общественную политику, а вторая является системой частной власти – системой частных империй – свободной от общественного контроля, за исключением отдаленного и опосредованного, как это бывает, например, когда тоталитарные диктаторы и феодалы вынуждены реагировать на общественное мнение. Такая система организации общества имеет неизбежные последствия. Во-первых, авторитарная психология незаметно накладывает отпечаток на массовое сознание – сознание людей, вынужденных подчиняться приказам сверху. Думаю, что этот фактор влияет и на характер культуры в целом: представление о подчинении властям, о необходимости диктата. И меня восхищает и радует то, как современная молодежь на протяжении последних лет пытается разрушить эти авторитарные шаблоны мышления.

Во-вторых, спектр решений, которые подпадают под общественный демократический контроль, достаточно узок. К примеру, в него не входят, и по закону и по существу, некоторые ключевые элементы развитого индустриального общества: коммерческая, промышленная и финансовая система в целом.

И в-третьих, в сфере, на которую распространяется демократическое принятие решений, центры частной власти оказывают очевидное и неограниченное влияние – контролируя СМИ, контролируя политические организации или просто обеспечивая парламентскую систему кадрами, что, несомненно, делается. Недавнее исследование Ричарда Барнета, сравнившего биографии 400 высших чиновников, ответственных за принятие решений в послевоенной национальной системе безопасности, показало, что большинство из них «пришло из управленческих структур и адвокатских контор, расположенных в пределах пятнадцати кварталов Нью-Йорка, Вашингтона, Детройта, Чикаго и Бостона»⁴¹. И каждое новое исследование подтверждает эту картину.