Кажется, люди больше гневаются, когда их правам наносится легкий ущерб, чем когда они совершенно лишаются их благодаря насилию. Первое называется быть обманутым, второе — уступить более сильному.
Как только в момент принятия закона можно предвидеть его конкретные последствия, закон этот перестает быть орудием для человеческого пользования и превращается в орудие воли законодателя, обращенное против людей в его, законодателя, целях.
Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов?
Когда в государстве властвует не только закон, к закону начинают питать меньшее уважение. Выполнение закона представляет собою справедливость. Однако если самая сильная власть не опирается на закон, тотчас же начинают пренебрегать справедливостью. Отсюда проистекает бесконечное число преступлений.
Когда множатся законы и приказы, растет число воров и разбойников.
Когда приличные люди спотыкаются о законы, значит, законодатели были глупцы или жулики.
Кто знает, что такое право, знает очень хорошо, как в своих интересах его обойти.
Кто может — грабит, кто не может — ворует.
Лучше оправдать десять виновных, чем обвинить одного невинного.
Лучшие законы не помогут, если люди никуда не годятся.
Любого, ничего ему не объясняя, можно посадить в тюрьму лет на десять, и где-то в глубине души он будет знать за что.
Любой человек имеет право говорить то, что он считает нужным, а любой другой человек имеет право бить его за это.
Люди не могут дать силу праву и дали силе право.
Люди путают законы с правами.
Многочисленность законов в государстве есть то же, что большое число лекарей — признак болезни и бессилия.
Мягким законам редко подчиняются, суровые же редко приводятся в исполнение.
Наверное великолепно жить в джунглях, в которых не правит закон джунглей.
Надлежит законы и указы писать ясно, чтоб их не перетолковывать. Правды в людях мало, а коварства много. Под них такие же подкопы чинят, как и под фортецию.
Наряду с законами государственными есть еще законы совести, восполняющие упущения законодательства.
Не в силе Бог, но в правде.