Государство и анархисты

Крупная собственность почти всегда шла рука объ руку съ политическимъ могуществомъ. Но сама крупная собственность не могла существовать безъ насилія. Предшествуя такой собственности, а въ послѣдствіи всегда поддерживая ее и существуя наряду съ нею, насиліе всегда создавало и закрѣпляло фактъ "держанія" многихъ вещей, а затѣмъ институтъ собственности на вещи.

Насиліе же создавало и порабощеніе — собственность на людей, которая, въ свою очередь, создавала и государственное угнетеніе.

Первый промыселъ людей-охота, — въ своемъ первоначальномъ видѣ, встрѣчается и съ простымъ насиліемъ человѣка надъ человѣкомъ, а затѣмъ переходитъ въ нападеніе на людей, въ набѣгъ. Удачный набѣгъ, завоеваніе, сопровождались захватомъ добычи, захватомъ людей, обложеніемъ людей данью.

Результатомъ набѣга зачастую являлись рабы, то есть, принудительная власть человѣка надъ человѣкомъ, а обладаніе такой властью и создаетъ государство.

Тэкеръ былъ правъ, говоря, что "нападеніе, захватъ, управленіе — все это однозначущіе термины".

Понятенъ, по этому, взглядъ профессора Дюги на государство: —"государство и государственная власть, — говоритъ Дюги, — возникаетъ тамъ, гдѣ на опредѣленной территоріи произошла дифференціація (разложеніе) между сильными и слабыми или что то же, между правителями и управляемыми, гдѣ другими словами, сильнѣйшіе монополизировали въ своихъ рукахъ принудительную власть.

Государственная власть, по Дюги, есть такимъ образомъ не правовое явленіе, а фактическое отношеніе: господство сильныхъ надъ слабыми.

Нельзя по этому, говорить о правѣ государственной власти повелѣвать: правители, образующіе эту власть, не имѣютъ права повелѣвать, а лишь силу принуждать. (Изложеніе профессора А. С. Алексѣева).

Вопреки мнѣнію К. Маркса (ни на чемъ, впрочемъ, не основанному, какъ и многія положенія этого писателя), государственная власть навязана обществу извнѣ, а не является, какъ полагалъ этотъ писатель, продуктомъ общества на извѣстной ступени его развитія.

Противъ указанія на то, что государство возникло, какъ слѣдствіе насилія, было выдвинуто очень несерьезное возраженіе, говорящее, что въ государствахъ меньшинство правитъ большинствомъ, тогда какъ, еслибы государства возникли, какъ слѣдствіе насилія, то большинство правило бы меньшинствомъ.

Но въ моментъ возникновенія государства побѣждало какъ разъ большинство, какъ разъ большинство управляло меньшинствомъ, то есть, грабило и угнетало его. Только очень медленно правящее большинство становится меньшинствомъ.

Господствующее большинство ведетъ войны, сначала, быть можетъ, одно, а потомъ съ подчиненнымъ ему меньшинствомъ. Рабъ сѣдой древности — этотъ побѣжденный въ бою человѣкъ — въ рядѣ случаевъ являлся человѣкомъ съ тѣми же правами, что и младшій членъ семьи и ему не было разсчета измѣнять своимъ господамъ, такъ какъ новые господа, побѣдивъ старыхъ, могли быть, да и бывали, хуже прежнихъ.

Одержавъ побѣду, правящее большинство захватывало новыхъ плѣнниковъ, новыхъ рабовъ или обращало побѣжденныхъ въ крѣпостныхъ и относительная численность подвластной группы росла.

Численность рабовъ росла и потому, что къ ней присоединялись рабы, купленные у разбойниковъ, у пиратовъ и пр… Подчиненное меньшинство росло въ числѣ и, наконецъ, становилось большинствомъ.

Одновременно съ этимъ группа правителей распадается на богатыхъ и бѣдныхъ, (главнымъ образомъ, въ виду разной военной добычи), и богатые, опираясь первое время на своихъ рабовъ, обращаютъ вольныхъ бѣдняковъ, если не въ рабовъ, то во всякомъ случаѣ въ "свободныхъ подвластныхъ".

Хотя нѣсколько времени спустя послѣ образованія государствъ, подвластные составляютъ уже большинство, но это большинство не обладаетъ силою достаточною для освобожденія не столько по недостатку хорошаго оружія и по неумѣнью владѣть имъ, сколько по тому, что оно — это большинство — не является однороднымъ.

Прежде всего, подвластное большинство распадается на рабовъ и свободныхъ, а интересы послѣднихъ не были тождественны съ интересами рабовъ.

Въ свою очередь, рабы не представляли изъ себя однородной массы, почему и были слабы. Рабы, это — люди разныхъ племенъ, вѣръ, обычаевъ и, что очень важно, разныхъ языковъ. Имъ трудно сговориться, трудно понять другъ друга. Они не могли выставить общую цѣль, къ которой они стремились бы путемъ уничтоженія рабства; они не могли даже сговориться о способахъ добиться такого освобожденія.

Нѣкоторое значеніе имѣло и отсутствіе у рабовъ оружія, хотя его и можно было достать. Но по мѣрѣ того, какъ правящее большинство становилось меньшинствомъ, оно разоружило рабовъ. Право носить оружіе имѣли только свободные и тѣ немногіе избранные рабы, на которыхъ можно было положиться, благодаря ихъ привилегированному положенію среди рабовъ.

Масса рабовъ не только обезоруживалась, но въ нѣкоторыхъ случаяхъ, буквально, какъ сельскіе рабы римлянъ, напримѣръ, заковывались въ цѣпи.