Государство и политическая форма

Последняя и самая глубокая причина всех подобных неясностей и даже противоречий заключается в том, что у плюралистических теоретиков государства неясное представление о государстве. Чаще всего они чисто полемически думают об остатках абсолютного государства XVII и XVIII веков. В таком случае государство означает правительственный аппарат, управленческую машину — короче, вещи, которые естественным образом могут оцениваться лишь инструментально, которые в любом случае не являются предметом верности и лояльности, которые по праву захватываются различными социальными группами, делящими остатки между собой. Однако наряду с этим даже у подобных плюралистов государство тем не менее вновь есть постоянно интегрирующее себя заново политическое единство (причем именно путем компромиссов различных социальных групп), которое как таковое может выдвигать известные этические притязания, даже если это лишь требование соблюдения договоренностей и компромиссов. Это было бы пусть и очень проблематичной этикой pacta sunt servanda. Конечно, исторически возможно ограничить слово «государство» абсолютным государством XVII и XVIII веков. В таком случае легко этически бороться с ним сегодня. Но речь идет не о слове, имеющем свою историю и способном стать несовременным, а о предмете, причем именно о проблеме политического единства народа. Здесь, как почти повсюду, у плюралистических социальных теоретиков теперь господствует чаще всего остающееся критически неосознанным заблуждение, что политическое означает некую собственную субстанцию наряду с другими субстанциями социальных ассоциаций, что оно наряду с религией, экономикой, языком, культурой и правом представляет собой особое содержание и что вследствие этого политическую группу можно упорядоченно расположить рядом с другими группами — рядом с церковью, концерном, профсоюзом, нацией, культурными и правовыми сообществами самого различного рода. Тогда политическое сообщество становится неким особым, новым субстанциальным единством, примыкающим к другим единствам. Все обсуждения и дискуссии о сущности государства и политического неизбежно запутываются, пока господствует это широко распространенное представление, будто наряду с иными сферами существует содержательно отдельная политическая сфера. В таком случае легко довести государство как политическое единство ad absurdum и опровергнуть до основания. Ведь что еще остается от государства как политического единства, если отбросить все иные содержания — религиозное, экономическое, культурное и т. п.? Если политическое есть не что иное, как результат подобного вычитания, тогда оно действительно равно нулю. На самом деле политическое обозначает лишь степень интенсивности определенного единства. Потому политическое может иметь и охватывать в себе различные содержания. Однако оно всегда обозначает наиболее интенсивную степень единства, исходя из которой также определяется наиболее интенсивное различение, группирование «друг-враг». Политическое единство есть высшее единство не потому, что оно властно диктует или нивелирует все остальные единства, но потому что оно принимает решение и может внутри себя самого препятствовать всем другим группированиям диссоциироваться до крайней враждебности (вплоть до гражданской войны). Там, где оно присутствует, могут разрешаться социальные конфликты индивидов и социальных групп, таким образом существует порядок, то есть нормальная ситуация. Наиболее интенсивное единство или имеет место, или нет; оно может распасться, и тогда исчезает нормальный порядок. Но оно всегда неизбежно есть единство, поскольку не существует плюрализма нормальных ситуаций, и решение неизбежно исходит из него, пока оно вообще имеет место. Любая социальная группа, неважно какого рода и какого предметного содержания, становится политической в той мере, в какой она участвует в принятии решений или даже концентрирует принятие решений у себя. Поскольку политическое не имеет собственной субстанции, точка политического может быть достигнута исходя из любой области, и каждая социальная группа — церковь, профсоюз, концерн, нация — становится политической и тем самым государственной, если она приближается к этой точке наивысшей интенсивности. Своими предметными содержаниями и ценностями она питает политическое единство, которое живет различными областями человеческой жизни и мышления и получает энергию из науки, культуры, религии, права и языка. Вся человеческая жизнь, в том числе жизнь высших духовных сфер, в своей исторической реализации, по крайней мере потенциально, имеет над собой государство, которое укрепляется и усиливается через подобные содержания и субстанции, как мифический орел Зевса, питающийся печенью Прометея.

V