Государство и политическая форма

2. Когда Р. Сменд характеризует парламентаризм как особую государственную форму, то я согласен с этим лишь в той мере, в какой парламентская система содержит своеобразную релятивизацию, соединение и смешение противоречащих политических принципов формы и структурных элементов в соответствии с особыми интересами буржуазного правового государства. Если применить к парламентской системе различение двух политических принципов формы, тождества и репрезентации, то окажется, что здесь имеет место особый вид репрезентации. Господство парламента — это случай аристократии (или, в вырожденной форме, олигархии). Аристократия в известном смысле есть смешанная государственная форма. В учении о смешанной государственной форме она всегда рассматривается как особо рекомендуемая форма, поскольку находится между монархией и демократией и уже потому содержит в себе некое смешение. Поэтому и в цитировавшемся выше высказывании, например, Кальвина она объявляется более предпочтительной, нежели иные политические формы. Государственная форма аристократии отличается от демократии тем, что она, в отличие от непосредственного тождества последней, основана на репрезентации; с другой стороны, она избегает той абсолютной и поглощающей репрезентации, которую означает репрезентация посредством одного-единственного человека, монарха; если репрезентирует уже не одно-единственное лицо, тогда персонализм, к которому тяготеет репрезентация, лишается своей крайности. Таким образом, аристократия может выступать как среднее и умеренное между двумя крайностями. Монтескье и здесь выражает нечто существенное, когда называет умеренность (mod?ration) «принципом аристократии». Репрезентация содержит подлинную противоположность демократическому принципу тождества; поэтому так называемая представительная демократия есть типичная смешанная и компромиссная форма, впрочем, как и любая частность ее организационной реализации. Очень неточно будет рассматривать представительную демократию как подвид демократии (R. Thoma. Erinnerungsgabe f?r Max Weber, 1923, II, S. 39ff). Репрезентативность содержит именно недемократическое в этой демократии. В той мере, в какой парламент является репрезентацией политического единства, он находится в противоречии с демократией. Однако в конкретной политической действительности либеральное требование подобной репрезентации было направлено с исторической точки зрения прежде всего против абсолютного монарха, выступавшего единственным репрезентантом политического единства. Этому репрезентанту был противопоставлен второй репрезентант — парламент — в качестве репрезентанта народа (хотя в действительности он мог лишь осуществлять репрезентацию политического единства народа как целого). Сформированный в результате выборов этот парламент говорил и действовал по отношению к королю от имени народа, то есть репрезентировал политическое единство не в силу собственного существования и не в полной независимости, даже когда в отношении народа утверждалось, что парламент есть независимый репрезентант. По мере устранения соперника — монархической репрезентации— устранялась и репрезентация парламента, и репрезентативная корпорация превращалась в комитет избирательных масс. После того как парламент перестал репрезентировать в отношении монарха, он был поставлен перед политической задачей еще более решительно репрезентировать политическое единство и держаться независимо также по отношению к народу, то есть своим собственным избирателям. В этом заключалась большая трудность, поскольку выборы, с одной стороны, могут создать репрезентацию и в этом смысле являются методом аристократического принципа, если обладают смыслом определения лучших через отбор, если их направление идет снизу вверх, то есть избранные суть высшие. Однако выборы, напротив, могут быть простым назначением представителей интересов и агентов. Тогда направление идет сверху вниз: избранный является зависимым и подчиненным служащим избирателей. Когда в парламенте господствуют постоянные партийные организации как всегда наличные, устойчивые величины, он подчинен последствиям непосредственной демократии и более не является репрезентантом. Но пока парламент соответствует предпосылкам подлинной репрезентации (а в XIX веке в целом это еще имело место), в парламентской системе можно было распознать особую, причем аристократическую государственную форму. Своеобразная политическая ситуация буржуазного либерализма — положение в центре между суверенитетом государя и суверенитетом народа — нашла свое выражение в этой политической промежуточной форме.