Государство и политическая форма

В качестве дальнейшего оправдания [применения] слова «тождество» в данном контексте я хотел бы указать на следующее высказывание Гуссерля (Е. Husserl Logische Untersuchungen II 2, S. 112): «Любое равенство имеет отношение к виду, к которому относятся различаемые. И этот вид опять же обоюдно не есть просто равное и не может быть таковым, иначе был бы неизбежным превратнейшим regressum in infinitum… Равенство есть отношение предметов, относящихся к одному и тому же виду. Больше непозволительно говорить о тождестве видов в том отношении, в каком имеется равенство. Таким образом, речь о равенстве также теряет свою почву». (См. критику этого: H. Lipps.  Untersuchungen zur Ph?nomenjlogie der Erkenntnis, I.Teil, Bonn, 1927, S. 10ff.) Итак, правящие и подчиняющиеся остаются в тождестве гомогенной субстанции, образующей сущность демократического государства. Демократическое равенство никогда не есть что-то математическое, численное или статистическое. Равенство математических величин, как точно сказал X. Лunnc (Ebd., S. 12), «это не равенство вещей и означает не тождество, а применение аксиомы как нередуцируемого корня известных математических теорем».

2. Государственная власть и правление в демократии исходят от народа. Проблема правления внутри демократии заключается в том, что правящий и подчиняющийся могут дифференцироваться лишь внутри сохраняющейся однородности народа. Однако различность между править и подчиняться, между приказывать и повиноваться сохраняется, пока осуществляется правление и отдаются приказы, то есть пока демократическое государство наличествует как государство. Поэтому невозможно упразднить дифференциацию между править и подчиняться. И здесь демократия, как подлинное политическое понятие, очень далека от разложения подобных различений на этические нормативности или экономическое функционирование. По сравнению с другими государственными формами различность править и подчиняться даже может, по сути, чудовищно усилиться и увеличиться, если только те лица, кто правит и приказывает, остаются в субстанциальной однородности народа. Если они получат одобрение и доверие народа, к которому относятся, то их господство может быть более строгим и жестким, их правление более решительным, нежели правление какого-нибудь патриархального монарха или осторожной олигархии. Гамбетта рассматривал демократию именно как основание особенно сильного правления. Эта идея проявилась даже среди демократических политиков Веймарской коалиции. Так, депутат Петерсен во время слушаний по ст. 48 ИК на заседании рейхстага 3 марта 1920 года заявил: «Нет наделяемой средствами власти государственной формы, столь же не вызывающей опасений, как при демократии, поскольку она основывается на равном праве всех граждан». Политическую форму вообще невозможно определять по таким качествам, как мягкость или жесткость, бескомпромиссность или гуманность. Лишь специфически либеральная часть, посвященная правовому государству, соединяющаяся с демократическим элементом конституции, ведет к тому, что власть государства смягчается и ослабевает в системе контроля и сдержек. Для демократии как политической формы эти тенденции не являются сущностными, а, вероятно, даже являются чуждыми. Особенно диктатура возможна только на демократическом основании, поскольку она противоречит принципам либеральной правовой государственности уже потому, что в диктатуре диктатору не передается предметно описанная, в целом нормированная компетенция, но объем и содержание его полномочий зависят от его усмотрения, так что вообще не имеет места компетенция в смысле правового государства.