Государство и политическая форма

В Пруссии ст. 44 конституции от 31 января 1850 года определяла: «Все правительственные акты короля для вступления в силу нуждаются в контрассигнации министра, который тем самым берет на себя ответственность». Это называется политической ответственностью в отличие от уголовно-правовой, однако не означает никакой зависимости от парламента. Министр остается слугой короля (ст. 45). Каждая из обеих палат (палаты господ и палаты депутатов) может потребовать присутствия министров (ст. 60); решением обеих палат министры могут обвиняться в «нарушении конституции, подкупе или измене», причем перед Верховным судом монархии. Однако «случаи ответственности», процесс и наказание должны были регулироваться особым законом (ст. 61, аб. 2). Поскольку данный закон не был принят, палаты не могли осуществлять свое полномочие обвинения, и ответственность практически стала ничего не значащей. Об этом см. выступление Бисмарка в палате депутатов 22 апреля 1862 года (Sten. Вег., II, S. 952); далее — Высочайшее послание от 26 мая 1863 (Ebd., S.1322). То есть здесь не была реализована даже ответственность в форме юстиции. Сюда же добавилось то, что вся сфера власти короля как командующего изымалась из необходимости министерской контрассигнации. Политическое влияние парламента на правительство могло проявляться лишь путем отказа в принятии бюджета и кредитов. Но эта попытка провалилась во время прусского конфликта между палатой депутатов и правительством в 1862 и 1866 годах. Палата депутатов отказалась одобрить бюджет, но правительство продолжало вести дела без бюджета и объявило безбюджетное состояние хотя и не нормальным, но все же не антиконституционным, поскольку здесь имел место именно «пробел в конституции». Данная «теория пробелов», выдвинутая именно Бисмарком на заседаниях ландтага, после победы Бисмарка была перенята государственной теорией в Пруссии и рейхе. См. мнение Анщюца (Meyer-Ansch?tz, S. 906): «Ясно лишь одно: конституция не желает, не может желать, чтобы из-за наступившего безбюджетного состояния государственная жизнь остановилась». Однако если согласие между высшими органами государства по поводу бюджета не будет достигнуто, то «здесь имеет место не столько пробел в законе (то есть в конституции), сколько скорее пробел в праве, который не может быть заделан никакими правоведческими операциями с понятиями. Государственное право здесь заканчивается ; вопрос о том, как следует поступать при отсутствующем законе о бюджете, не является правовым вопросом». В действительности здесь речь идет о вопросе суверенитета, ответа на который избегают таким образом.