Государство и политическая форма

Лишь из этого значения репрезентации понятен спор, который велся в XIX веке в Германии вокруг представительной конституции. Государственные мужи монархической реставрации понимали политический статус понятия и попытались поставить представительство сословных интересов на место «представительства народа». Политические требования либеральной буржуазии лишались бы таким образом политической ценности. Поэтому в ст. 14 Венского союзного акта выражение «представительная конституция» (Constitution repr?sentative) намеренно заменено на выражение «сословная конституция». Острые споры по поводу этого различия были бы непостижимы, если бы при этом речь не шла о подлинном предмете политического конфликта. А именно: если корпорация как репрезентант всего народа противостоит королю, тогда повергается монархический принцип, поскольку данный принцип основан на том, что король исключительно и полностью репрезентирует политическое единство народа. В переходной и промежуточной стадии можно попытаться поставить рядом друг с другом двух репрезентантов нации, то есть политически объединенного народа, — короля и парламент. Такова идея конституционной монархии; в этом заключается ее дуализм. Французская конституция 1791 года основана на этом принципе и особенно ясно выражает его. Конституции конституционной монархии в Германии избегают подобных точных деклараций, однако содержат подобный дуализм. Демократическим последствием подобной государственной конструкции было то, что парламент выступал как подлинный или, как говорит Роттек (Rotteck.  Vernunftrecht, II, S. 237), «естественный» репрезентант политического единства народа и отодвигал в сторону другого репрезентанта. Теоретически и с точки зрения идеи это означало подлинную слабость конституционной монархии. Несмотря на всю путаницу, проявляющуюся в употреблении слова «репрезентация», центральное политическое значение понятия всегда можно понять.

Репрезентация относится к сфере политического и потому в своей сущности является чем-то экзистенциальным. Ее не схватить посредством подведения под общие нормы. Монархия XIX века пыталась теоретически и на уровне идей придерживаться принципа легитимности, то есть нормативного основания. Тем самым она утратила свой репрезентативный характер. Легитимность и репрезентация суть два полностью различных понятия. Легитимность сама для себя (f?r sich) не обосновывает ни авторитет, ни потестас, ни репрезентацию. Во времена своего интенсивнейшего политического существования монархия называла себя абсолютной; это означало legibus solutus, то есть именно отказ от легитимности. Попытка XIX века реставрировать монархию на основе легитимности была лишь попыткой юридически стабилизировать status quo. Поскольку для живых форм репрезентации отсутствовала политическая сила, то пытались обезопасить себя нормативным образом, перенося в политическую жизнь, в сущности, частноправовые понятия (владение, собственность, семья, право наследования). То, что еще оставалось живым от принципа монархической формы, лежало не в легитимности. Пример политически сильнейшей монархии, Прусского королевства, здесь является достаточно ясным. Уже поэтому монархия, которая не является ничем, кроме как легитимной монархией, политически и исторически мертва.