Читаем Государство и право в эпоху революционных преобразований (к 100-летию революции в России). Материалы международной научно-практической конференции полностью

Во-первых, за ХХ век Россия пережила четыре революции (1905–1907 гг., февраль-начало марта 1917 г., октябрь 1917 г., декабрь 1991 г.). Сразу необходимо оговориться, что концепция «Великой русской революции», включающей в себя Февральскую и Октябрьскую революцию 1917 г., которая была выдвинута во время работы над проектом по созданию единого учебника по истории, с точки зрения историко-правового материала не выглядит вполне обоснованной. Расширение революционного периода с 1914, когда Россия вступила в Первую мировую войну, по 1917 г.[233] тоже нуждается в дополнительной аргументации, т. к. основные государственные институты остались без изменения, продолжали действовать главные довоенные нормативно-правовые акты, не считая, конечно, военного и чрезвычайного законодательства.

Во-вторых, именно Россия имеет уникальный противоположный опыт, когда революционные события 1917 г. не привели к масштабному распаду государства (несмотря на отделение Польши, прибалтийских республик, Финляндии и других районов, в течение нескольких лет начался интеграционный процесс, приведший к образованию СССР) и когда в 1991 г. прекратил своё существование СССР, благодаря чему кардинально изменилась карта евразийского региона, а россияне были лишены статуса «имперской нации»[234]. Такое различие в итогах не может быть обусловлено только темпоральными характеристиками и должно изучаться в контексте проводимой политики, реформационных процессов и т. д.

В-третьих, революционные события никогда не приводят к тем результатам, ради которых совершались, т. к. вслед за разрушением старой системы достаточно быстро необходимо не просто переходить к решению каждодневных вопросов, но и создать новый государственно-правовой механизм, проводить реформы. При этом любая революция отличается очень низким исполнительским уровнем. Нормативно-правовые акты принимаются, но их некому исполнять. Российский опыт революционных и реформационных изменений так же представляет огромный интерес. Изучение с правовых позиций того, почему после революции 1905–1907 гг. наблюдался экономический подъём, а революции 1917 и 1991 гг. привели к экономической катастрофе, может помочь в осмыслении современных проблем.

Теория революций стала активно изучаться на Западе с XIX столетия в силу того, что они стали достаточно частным явлением. Обобщая точки зрения представителей XIX – начала XX вв., Д.Ю. Карасёв выделил три основных. В марксизме революции – это «локомотивы истории», единственный способ достижения модернизации. А. Токвиль рассматривал революции как следствие «консервативной реакции» земельной аристократии на централизацию и прочие реформы, инициированные сверху. Г. Моска не видел связи между модернизацией и революцией, считая последние результатом извечной борьбы элит.

В советский период влияние реформ на революционные процессы практически не рассматривалось. Однако в западной литературе эта проблема активно изучалась социологами и историками с 1970-х гг. Одной из самых известных работ является статья американского социолога, политолога и историка Чарльза Тилли (1929–2008) «Приводит ли модернизация к революции?»[235].

На современном этапе, напротив, связь реформ в России с последующими революциями изучается достаточно активно. Большой вклад в изучение корреляции реформ и революций внесли исследователи цивилизаций и общетеоретических вопросов развития обществ. Среди зарубежных авторов выделяется две главных позиции. Известный американский политолог и социолог С.П. Хантингтон (1927–2008) считал, что революции происходят лишь в странах, которые добровольно или вынужденно встали путь модернизации, но по каким-либо причинам не завершили её[236]. Ш. Эйзенштадт (1923–2010), представлявший израильскую и американскую науку, не видел прямой связи между реформами и революциями, подчёркивая, что революции могут быть как толчком к кардинальным преобразованиям, так и их срывом[237]. В российской юридической науке, прежде всего, стала рассматриваться логическая цепочка между реформами Александра II и революционными событиями начала ХХ века, а также модернизацией начала ХХ века и революцией 1905–1907 гг.[238] К примеру, Д.А. Пашенцев отмечает, что «в 1856 г. в результате амнистии были освобождены оставшиеся в живых декабристы и петрашевцы. В стране повеяло свободой. Стали открываться многочисленные новые журналы, открыто обсуждаться ранее запретные темы. Лев Толстой писал, что кто не жил в пятьдесят шестом году в России, тот не знает, что такое жизнь. В этом же году Александр объявил о предстоящей отмене крепостного права. Эта реформа, одна из крупнейших в стране, являлась жизненно необходимой, но вместе с тем она, вернее, её содержание, предопределила дальнейшую судьбу России, вызвала революции 1905 и 1917 гг.»[239].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука