Государство и революции

На всю историю XX столетия наложила серьезный отпечаток специфика взаимоотношений западный держав и России. Ведь даже в начале века, когда очень далеко было до противостояния двух систем, когда в помине еще не было ни "железных занавесов", ни идеологических барьеров, эти отношения складывались далеко не идеальным образом. Скажем, если взвесить и оценить все факторы, то оказывается, что к катастрофе 1917 года в немалой степени приложили руку не только враги нашей страны, но и «друзья». Сделавшие все для того, чтобы втянуть ее в Мировую войну, и эксплуатировать самым бессовестным образом, на износ, как чужую лошадь, которую можно и совсем загнать, потому что не жалко. Нет-нет, как раз в данном случае я далек от того, чтобы огульно винить западных союзников в случившемся бедствии. Во-первых, это был всего лишь один из множества действовавших факторов, а во-вторых, Россия и сама была мощной мировой державой, так что в данных вопросах ее правителям нужно было и свою голову на плечах иметь. Но пожалуй, сам феномен такого подхода к России нуждается в более детальном рассмотрении, и для этого придется сделать куда более далекий и отвлеченный экскурс.

Стоит лишь внимательно порыться в прошлом, как без особого труда можно обнаружить, что системы "двойных стандартов" и предвзятости в данных взаимоотношениях существовали всегда, с самого выхода России на внешнеполитическую арену. Всегда русские в той или иной степени воспринимались как «варвары» или в лучшем случае «полуварвары», нечто чуждое западному миру и даже в периоды партнерства равноправного отношения не заслуживающее. Но оказывается, что с точки зрения строгих фактов объяснить такое явление просто невозможно. Потому что любые конкретные примеры «варварства», когда-либо использовавшиеся в антироссийских информационных войнах, в той же, а то и гораздо большей степени можно переадресовать цивилизации Запада.

Скажем, несколько таких примеров, и довольно ярких, приводит в своих работах В. Кожинов, и я позволю себе повторить его выкладки. Так, непревзойденным тираном всех времен и народов запечатлелся в истории и массовом сознании Иван Грозный, который в кампаниях своего массового террора уничтожил 3–4 тыс. чел., а по максимальным оценкам самых ярых его хулителей — 10–15 тыс. чел. Но его современники Карл V и Филипп II в Испании, Генрих VIII в Англии, Карл IX во Франции в тот же период истребили 300–400 тыс. чел. В одних Нидерландах было казнено до 100 тыс. «еретиков», в кампании Варфоломеевской ночи за две недели уничтожили до 30 тыс., а в Англии только "за бродяжничество" было повешено 72 тыс. согнанных со своих земель крестьян. Однако в отличие от Ивана Грозного, эти властители вовсе не считались и не считаются чем-то уникальным и чудовищным, и даже «грозными» их никто не подумал величать, потому что для Запада их деяния воспринимались как вполне «нормальное» явление, соответствующее "духу времени".

Или другой пример — казнь пяти декабристов (Пяти — за вооруженный мятеж с многочисленными человеческими жертвами! И казнь единственная с 1775 по 1847 гг.), которая вызвала возмущение не только российской, но и всей мировой "прогрессивной общественности" как нечто неслыханное по жестокости. Но при подавлении восстания в Париже в 1848 г. было расстреляно 11 тыс. чел., а Герцен, эмигрировавший из «варварской» России и случайно оказавшийся там в период бойни, ошалело писал: "Дай Бог, чтобы русские взяли Париж, пора окончить эту тупую Европу!" "Вам хочется Францию и Европу в противоположность России так, как христианам хотелось рая — в противоположность земле… Я стыжусь и краснею за Францию. Что всего страшнее, что ни один из французов не оскорблен тем, что делается".

Да, никто особо не оскорбился — потому что это тоже воспринималось как нормальное явление и каким-либо особым трагизмом в истории оно не выделилось.

Впрочем, к примерам Кожинова можно добавить и множество других сопоставлений аналогичного свойства. Хотя бы Парижскую Коммуну, после подавления которой было казнено уже не 11, а 20 тыс. И никто на Западе эту расправу даже не вспоминает — в отличие от какого-нибудь Кровавого воскресенья в России. Или взять фигуру Петра I, которому, как и Ивану Грозному, мировая литература тоже ставит в вину исключительные зверства и жестокость — причем подчеркивая «русский», национальный характер этих явлений. Но в его время, скажем, в «цивилизованной» Англии, и не по случайной прихоти властителя, а вполне официально, по закону предусматривались и довольно широко применялись такие виды наказания, до которых, наверное, никакие Петры и Иваны самые что ни на есть «наигрознейшие» просто не додумались бы.