Государство и революции

И в ситуации общего кризиса и упадка, в котором очутилась страна к середине 80-х, они пришлись как раз ко двору. Потому что для сохранения коммунистической системы остался неиспользованным один лишь "китайский вариант" — кардинальные экономические реформы при сохранении политического господства партии. Его-то и попытался осуществить Горбачев в виде «перестройки». Но то, что имело шансы на успех в 50-х, в 80-х было уже обречено на провал.

Для удержания ситуации под контролем партия не обладала больше достаточным авторитетом, доверием и силами. И реализовалась модель плотины, сдерживающей напор водохранилища. Когда уровень воды превысил критическую отметку, а состояние плотины стало аварийным, в ней попытались открывать то одну, то другую щель, чтобы сбросить избыточное давление и произвести нужный ремонт. Но сила напора была уже такова, что тут же начинала расширять приоткрываемые щели, все больше разрушая целостность самой плотины.

Одно цеплялось за другое. Экономические реформы потребовали обновления идеологической базы. И партийные теоретики предложили испытанный путь, свалив все беды на Сталина. Конечно, опять в "разумных пределах". Выбросили на прилавки и разрекламировали в качестве сенсаций соответствующие новой линии бестселлеры, вроде "Детей Арбата". Реабилитировали еще одну категорию жертв — Зиновьева, Каменева и иже с ними. Так же, как Хрущев вознес на пьедестал проблематичную фигуру Тухачевского, попробовали сделать героя из Бухарина. А на политзанятиях предписали конспектировать несколько работ "политического завещания Ленина", объявив, что в них-то и содержатся подлинные концепции ленинизма, поскольку он там тоже Сталина обругал и единственный раз «кооперацию» в положительном смысле упомянул. Что ж, народ действительно кинулся на сенсации. Но не остановился на них. То, что во времена Хрущева воспринималось как смелое откровение, теперь явно выглядело половинчатым и робким. Верить в героизм Бухарина уже отказывались. Ленинская мудрость перестала быть неоспоримой. И люди задавались логичным вопросом: что же получается, Ильич всю жизнь «ошибался», перед смертью в полубреду одумался, выдав несколько страничек «истинных» мыслей, потом их Сталин «исказил», потом "эпоха застоя" — так когда же, собственно, линия партии была верной?

Реабилитация "ленинской гвардии", еще вчера числившейся врагами народа, вызвала эффект, обратный желаемому. Если партия в таком вопросе лгала столько десятилетий, то кто стал бы снова верить ей на слово? Разрешение «антисталинизма» вернуло к жизни и выплеснуло на страницы печати целый пласт литературы, пребывавшей под запретом в ящиках редакционных и писательских столов — раз уж была провозглашена новая линия, то все издания по доброй советской традиции наперебой спешили подстроиться под нее, выискивая и хватая подходящие произведения. Но среди этих произведений, десятилетия пролежавших втуне, дошли до читателя и куда более искренние, куда более последовательные, чем конъюнктурные творения Рыбакова и Шатрова. И когда бурно начавшиеся «разоблачения» зациклились и запнулись недоговорками, люди не удовлетворялись этим и ответы на нераскрытые вопросы начинали искать самостоятельно. И находили их совсем не в той области, которая была желательной для творцов "перестройки".

Выход страны из развала и тупика был уже невозможен без помощи развитых стран. Без финансовых вливаний из-за рубежа, без заимствования передовой техники и технологий — ну и, конечно же, без прекращения разорившей СССР политики мирового противостояния. И ограничиться полумерами, разойтись, оставшись при своих интересах и на достигнутых рубежах, как это пытался сделать Брежнев, теперь уже не получалось. По сути, Горбачев пошел на капитуляцию. Капитуляцию, которая никогда не называлась этим словом, и условия которой вряд ли когда-нибудь оформлялись юридически. Тем более, что за границей привыкли наивно судить о состоянии СССР по передовицам советских газет и цифрам перевыполненных планов, поэтому там сперва даже не представляли всей глубины развала и кризиса, в котором оказалась наша страна. И Михаил Сергеевич, вынужденный выступать просителем, в ответ сам предлагал одну уступку за другой в виде "мирных инициатив". Потом, видимо, поняли, почувствовали свою силу, выдвигая ответные требования за свою помощь. И они безоговорочно принимались, шаг за шагом. Вывод войск из Афганистана, действия по разрушению Советской Армии, сдача Восточной Европы…