Государство Печали (ЛП)

Он убрал длинные светлые волосы за чуть заостренные уши, стараясь не задеть ряд серебряных колец, пронзающих их от мочки и до вершины. Он слабо улыбнулся Печали. Как и все во дворце — и в стране — он был в траурной одежде: длинном черном плаще, затянутом на поясе, ниспадающем до его колен, широких черных штанах и черных сапогах. Форма Раннона.

Но Расмус был из Риллы. Черный выделял желтизну кожи у раннонцев, но его бледной коже этот цвет шел: тень и свет луны, чернила и бумага. Даже милая Иррис с ее большими глазами и лицом в форме сердечка не выглядела в траурном черном так хорошо, как Расмус.

Он смотрел на нее, сдержанный и свежий, как всегда, несмотря на слои одежды и жару, и Печаль с болью понимала, что рядом с ним казалась увядшей и растрепанной.

Но она ответила ему тенью улыбки, и этого хватило, чтобы он пересек комнату с невероятным изяществом и обнял ее. Она расслабилась, прижавшись лицом к его груди, тут же ощутив себя спокойнее.

— Я не знала, что ты вернулся, — сказала она.

— Конечно, вернулся.

— Думаешь, тебя мои приказы не касаются? — прошептала она в его рубашку.

— Ты — не моя королева.

— Я ничья королева, — ответила Печаль.

— Но к тебе ходят люди с вопросами. И ты сама сказала, что однажды станешь канцлером… — сказал Расмус с резкой нотой в голосе.

Печаль посмотрела на него. Она не успела ответить, голова заболела, и она скривилась.

— Голова? — догадался он.

Печаль кивнула.

— Думаю, до этого я ощутила запах Ламентии.

Он поднял голову и вдохнул.

— Я его не ощущаю.

— Нет. Сейчас запаха нет. Может, его и не было, и я схожу с ума.

— Этого быть не должно, — он прижал кончики пальцев к ее вискам, и боль угасла. — Так лучше?

От его прикосновения она стала легче, почти парила.

— Ты так добр, — тихо сказала она.

Он провел пальцами по ее лбу и до кончика носа, а потом по щеке, пока указательный палец не коснулся уха.

— Для чего уметь забирать боль, если не использовать эту способность?

Она шутила как-то, что если бы у нее была способность, то противоположная ему — разрушать, причинять боль — и он тогда притих, насупившись.

— Это работает не так, и ты это знаешь, — сказал он.

Она пыталась объяснить, что это была шутка, но он покачал головой.

— Не стоит так говорить, — он расстроился и не давал коснуться его, держал ее на расстоянии вытянутой руки, пока говорил. — Ты знаешь, что так начиналась война. Есть истории, в которых мой народ использовал свои способности во вред.

— Рас, я знаю…

— Тогда не говори так, даже в шутку. Способности — это хорошо. Их используют только для добра. И… — его голос смягчился, — ты бы не смогла никого ранить.

Она устыдилась и не спорила.

Печаль отвлеклась от воспоминания, когда его ладонь скользнула в ее волосы и нежно погладила.

— Зачем было всех прогонять? Что сказала Иррис?

— Отец… — сказала она, и продолжать не требовалось. Хотя Шарон был бы в ярости, узнав, что Расмус знал о проблемах канцлера, Печаль не могла скрывать это от него. — И сенатор Бальтазар туда же.

Расмус с сочувствием посмотрел на нее.

— Лорд Дэй знает?

Печаль кивнула.

— Шарон думает, что я должна с ними разобраться. И думает, что я должна говорить с людьми здесь, хотя у меня нет ни власти, ни авторитета, — она отклонилась, а потом прижалась лбом к его груди. — Звезды, я скучаю по бабушке. Она знала, что делать.

Расмус взял ее за руку, переплел пальцы и поднес ее ладонь к губам.

— Знаю. Все скучают по ней.

Печаль подозревала, что не все. За пару месяцев до смерти вдовы Печаль поняла, что вице-канцлер не смотрит в глаза ее бабушке и дует губы, когда смотрит на нее в столовой. Шарон не говорил о ней плохо, насколько знала Печаль, но она видела, что бабушка ему не нравится. Это не имело значения, Печаль любила ее за всю страну.

Печаль рассеянно прижала ладонь к груди. Только эту боль Расмус не мог исцелить, она не знала, что у нее есть это место, пока не потеряла ту, кого считала матерью. А теперь она понимала, что потеряла не только это. Она потеряла наставницу и советницу, которая знала, как было раньше, знала, как править. Если бы у нее было больше времени… На все.

— Она должна быть здесь и делать это. Точнее, это должен быть отец, — исправилась Печаль. — Он должен слушать распорядителей и разбираться с Миреном Лозой. Он должен принимать решения. Не я. Я не знаю, что делать, — она прижалась к его груди и вздохнула.

— Сейчас тебе нужно отдохнуть. Давай убежим, — Расмус прижался подбородком к ее лбу и прошептал в ее волосы. — Иррис нас прикроет, уверен. Притворимся, что тебе стало плохо от головной боли, а потом убежим. Оденемся как слуги и махнем к озеру. Рядом никого не будет, они будут готовиться к завтрашнему поминовению. Избежим стражи порядка и отдохнем. Поговорим. Нам нужно поговорить, Печаль. Ты меня избегала.

— Нет.

— Не ври, — тихо сказал он. — Ты не так неуловима, как думаешь. Так что я заметил. Сбежим ненадолго. Мы сможем поплавать вечером или порыбачить. И поговорить, — он обвил ее руками.