Государство: переосмысление

Следующее описание народности тубу можно легко применить к Готье Нищему (французский рыцарь, прозванный так за свою бедность) и другим обедневшим рыцарям, искавшим власть и деньги в военных походах. Подобное описание справедливо для германской (особенно с территорий восточней Эльбы) и обедневшей польской знати. «Эти люди преисполнены чувством собственного достоинства, и, несмотря на то что они могут быть нищими, они тем не менее не относятся к категории отверженных. При подобном положении дел множество людей были бы совершенно подавлены и демотивированы, но представители народности тубу обладают сильным внутренним стержнем. Более того — они обладают всеми необходимыми навыками, чтобы быть грабителями, воинами и правителями, а их способы получения добычи не могут не восхищать, даже несмотря на то, что они сильно напоминают нападение стаи шакалов на ослабевшую жертву. Так вот, эти грязные и оборванные представители народности тубу, живущие в крайней нищете и балансирующие на грани голодной смерти, выдвигают самые возмутительные требования, искренне веря в их обоснованность. Мировоззрение шакала, рассматривающее собственность других людей в качестве законной добычи, защищает народность тубу от крайней нужды. Постоянная угроза смерти во время постоянных набегов и боевых действий приводит к тому, что сама жизнь становится серьезным испытанием и в то же время наградой за успешно проведенные грабежи!»70 Описанное явление не ограничивается, конечно же, пределами Восточной Африки, поскольку даже сейчас об абиссинском солдате говорят, что он на всех смотрит свысока, — ведь земля принадлежит ему, а за него должен работать крестьянин71.

Принимая во внимание, что аристократия повсеместно презирает экономические методы, равно как и их основного бенефициара — крестьян, неудивительно, что предпочтение отдается политическим методам воздействия. «Благородная война» и «узаконенный грабеж»72 — вот занятия, достойные аристократов, и даже более — их законное право, под действие которого не попадают разве что только представители их круга. Отличной иллюстрацией применения политических методов является старая застольная дорическая песня:

У меня есть большие сокровища; копье и меч;
При этом, защищая мое тело, щит бычьей шкуры хорошо постарался.

С их помощью я могу пахать и собирать урожай,

С ними я могу собрать сладкое виноградное вино,
Благодаря им я ношу имя «Господин» со своими крепостными.

Но они никогда не осмеливаются носить копье и меч,

Еще меньше защитник тела, щит из бычьей шкуры для них постарался.

Они лежат у моих ног, распростертые на земле,

Моя рука облизана ими, как гончими собаками,
Я их персидский король, ужасающий их своим именем73.

В приведенной выше песне довольно откровенно выражена гордость воинов древности. Следующее же стихотворение, относящееся совершенно к иной фазе цивилизации, убедительно демонстрирует, что положительное отношение к грабежу присуще всем войнам, несмотря на распространение христианского учения и существование Священной Римской империи германской нации:

Ты бы не отказался от своей жизни, мой юный благородный сквайр?
Следуй же за моим учением и на своем коне присоединяйся к банде!
Заберись на дерево, когда крестьянин подходит,
Бросайся, свали его и хватай за шиворот,
Возрадуйся сердцем, забирая все, что есть у него,
Запрягай его лошадей и убирайся быстрей!74

Вернер Зомбарт по этому поводу писал: «В некоторых случаях доходило даже до того, что аристократы выбирали в качестве жертв своих набегов людей благородного происхождения и не гнушались грабежей торговых караванов. Таким образом, аристократы воспринимали грабеж в качестве своего естественного занятия, основной целью которого становилось регулярное пополнение казны, поскольку доходов от имеющегося имущества не хватало для удовлетворения быстро растущих потребностей дворянства. Пиратство, например, считалось весьма почетным занятием по причине того, что оно отвечало моральным установкам рыцарства и позволяло присваивать себе все то, что находилось на расстоянии вытянутого копья или меча. Недаром в шутливой народной песне поется о том, что бароны-разбойники (грабители) научились владеть (орудовать) своим ремеслом, как башмачник иголкой: