Тут охранники снова накинулись на Хоффмана. Скрутили его и потащили к выходу. На этот раз он не сопротивлялся. Весь как-то обмяк, ноги безвольно волочились по полу. И увещевал охранников:
— Осторожней, у меня больная спина. Вы делаете мне больно! В суд на вас подам за причинение телесных повреждений!
Они вытащили его на улицу, стряхнули пыль с одежды и отпустили со словами:
— Удачного вам дня, сэр.
— У меня иначе не бывает. Каждый день на счету.
Эванс еще какое-то время наблюдал за Хоффманом, потом вернулся к Дженифер.
— Только не говори, что я тебя не предупреждала, — сказала она.
— А вообще кто он такой?
— Заслуженный профессор в отставке. Работал в Южнокалифорнийском университете. Был одним из пионеров в изучении статистических данных, используемых средствами массовой информации, и их воздействии на общество. Занятный тип, но, как ты уже успел убедиться, характерец у него не дай бог.
— Думаешь, Мортон и вправду пригласил его сюда?
— Мне нужна твоя помощь, Питер, — раздался за спиной голос. Эванс обернулся и увидел Дрейка.
— Какая именно?
— Вполне возможно, что этот городской сумасшедший, — тут Дрейк кивком указал на Хоффмана, — отсюда прямиком отправится в полицию и заявит, что на него было совершено нападение. Нам это совершенно ни к чему, особенно сегодня утром. Ступай поговори с ним. Попробуй успокоить, ну, ты понимаешь.
— Не знаю, чем я могу тут… — осторожно начал Эванс.
— Пусть он выговорится. Расскажет тебе о своих безумных теориях, — сказал Дрейк. — Выпустит пар. Говорить он может бесконечно.
— Но тогда я пропущу кон…
— Ты нам здесь все равно не нужен. Ты нужнее там. Усмири же этого болвана!
Возле здания, где проводилась конференция, собралась большая толпа. Люди наблюдали за происходящем в зале на огромном экране с бегущими внизу титрами. Эванс поискал глазами профессора и начал проталкиваться к нему.
— Знаю, почему вы меня преследуете, — сказал Хоффман, заметив Эванса. — Но предупреждаю, ничего у вас не выйдет!
— Профессор, я…
— Вы просто щенок. Шестерка Дрейка. И он послал вас отговорить меня.
— Ничего подобного, сэр.
— Именно так. И не надо мне лгать! Ненавижу, когда мне лгут!
— Ладно, — сказал Эванс. — Это правда. Меня послал Дрейк.
Хоффман резко остановился. Похоже, его просто потрясла такая честность.
— Так и знал. И что он велел вам делать?
— Отговорить вас обращаться в полицию.
— Ну что ж, в этом вы преуспели. Ступайте и передайте ему, в полицию я обращаться не буду.
— А у меня сложилось впечатление, что будете.
— О… Это надо же. Впечатление! Вы один из тех, на кого я, оказывается, могу произвести такое впечатление.
— Нет, сэр, дело не в том, но вы…
— Мне плевать, какое я произвожу впечатление! Важна суть. Вы имеете хоть малейшее представление о том, в чем тут суть?
— Боюсь, я просто не понимаю вас, сэр.
— Кем вы работаете?
— Я юрист.
— Как это я сразу не понял. Сегодня все юристы, куда ни плюнь. Вот вам экстраполяция статистического роста профессии: к 2035 году каждый житель Соединенных Штатов будет юристом, в том числе и новорожденные младенцы. Они станут прирожденными юристами. И каково будет жить в таком мире, как вам кажется?
— Профессор, — сказал Эванс, — вы сделали несколько весьма интересных замечаний перед прессой и…
— Интересных? Я обвинял их в полной аморальности, а вы называете это интересным!
— Извините, — пробормотал Эванс, пытаясь перевести разговор в другое русло. — Вы не объяснили, почему так думаете…
— Я ничего не думаю, молодой человек! Я просто знаю! Это и есть конечная цель моих исследований. Знать, а не предполагать или высказывать догадки. Не теоретизировать. Не строить гипотез. Но именно знать на основе неопровержимых научных данных. О, это искусство давно утеряно в научной среде, молодой человек. Хотя не так уж вы и молоды. Кстати, ваше имя?
— Питер Эванс.
— И вы работаете на Дрейка, мистер Эванс?
— Нет. На Джорджа Мортона.
— Но почему же вы сразу не сказали? — воскликнул Хоффман. — Джордж Мортон был великим, по-настоящему великим человеком! Идемте, мистер Эванс, я угощу вас кофе, там и поговорим. Вы знаете, чем я занимаюсь?
— Боюсь, что нет, сэр.
— Я изучаю экологию мысли, — сказал Хоффман. — И то, каким образом она помогла создать государство страха.
САНТА-МОНИКА
Они сидели на скамье, прямо на улице, через дорогу от конференц-зала, где входные двери осаждали все прибывающие толпы людей. Сцена была вполне оживленная, но Хоффман, похоже, игнорировал все, что происходит вокруг. Он говорил возбужденно, захлебываясь словами, отчаянно жестикулируя. Один раз даже задел Эванса по груди рукой, но и этого, похоже, не заметил.
— Десять лет тому назад я начинал с моды и сленга, — говорил он. — Последнее, разумеется, представляет собой не что иное, как моду на язык. И я довольно быстро понял, что идентифицируемых доминант тут не существует. Мода меняется произвольно, и хотя наблюдаются некоторые закономерности — циклы, периодичность и корреляции, — носят они чисто описательный, не объяснительный характер. Вы меня понимаете?
— Ну, в общих чертах, — кивнул Эванс.