Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии

Все глубже погружаясь в историю, антропологию и мировую журналистику, я начинал осознавать, что история Среднего Запада США, где прошла моя юность, насчитывает всего несколько сотен лет, в то время как Кашгар, сравнительно небольшой город, в котором я проснулся тем холодным декабрьским утром, на протяжении веков служил культурными и торговыми вратами Шелкового пути и некогда был космополитическим центром, где находили приют путешественники со всего мира.

[ ]

В годы, последовавшие за 11 сентября, Китай, культурой которого я давно восхищался, начал продвигаться на запад через регион под названием Синьцзян. С 2013 года Китай строит сеть трасс, портов, нефтепроводов и железных дорог стоимостью в триллион долларов. Эта инициатива называется «Один пояс и один путь».

Китай хочет отдалиться от своего перегруженного побережья и создать глобальные торговые маршруты, способные стать альтернативой пересечению Тихого океана. Он хочет убедить компании (например, Foxconn, собирающую iPhone для Apple на юго-восточном побережье в Шэньчжэне, неподалеку от Гонконга) перенести производство вглубь страны. Затем, посредством дешевеющих наземных маршрутов, компании доберутся до экспортных рынков в Европейском союзе и на Ближнем Востоке. Но за всем этим стоит и более грандиозная идея: если Китай возродит исторический Шелковый путь, это может изменить мировой порядок.

Синьцзян означает «новые рубежи» – и именно отсюда расходится новая сеть дорог и нефтепроводов. Это пограничье Китая быстро приковывает к себе особое внимание, ведь тут проект «Один пояс и один путь» впервые инспектируют иностранцы. Именно здесь мир впервые встречается с Китаем. Но для этого нужно решить одну проблему: усмирить Синьцзян.

С 2011 по 2014 год уйгурские террористы усилили атаки на гражданское население в Синьцзяне и по всему Китаю. Они совершили два автомобильных теракта, включая взрыв на площади Тяньаньмэнь; устроили поножовщину на железнодорожном вокзале в Куньмине на юге Китая; убили известного имама (мусульманского религиозного лидера) в Кашгаре и совершили неудачную попытку угнать самолет, совершавший рейс между двумя городами в Синьцзяне: пассажиры, экипаж и полицейские в штатском одолели шестерых угонщиков и забили двоих из них до смерти.

Нападения были делом рук радикального сегмента террористов-уйгуров, прошедших подготовку в Афганистане и Сирии. Туркестанская исламская партия, как их называли, объявила, что ставит своей целью создание на территории Синьцзяна и Центральной Азии «халифата» – исламского государства под управлением религиозного лидера, который стал бы преемником пророка Мухаммеда[4]. Китайское правительство не упустило возможности воспользоваться терактами, чтобы объединить страну перед лицом общего врага.

«Все этнические группы страны должны оберегать этническое единство и стремиться совместно препятствовать политическим устремлениям трех сил – сепаратизма, экстремизма и терроризма», – так в августе 2014 года прокомментировало ситуацию «Синьхуа», китайское государственное СМИ и рупор власти. Это была декларация о намерениях.

В 2013–2014 годах Китай начал ужесточать проводимую с конца холодной войны политику апартеида в Синьцзяне, открыто признав ее этническую подоплеку. Уйгуры – тюркская этническая группа, которая имеет общее наследие с народами, основавшими Казахстан, Кыргызстан, Азербайджан и еще три государства. С VI по XI век эти народы перебирались в Евразию из степей Сибири и Центральной Азии. Затем, в 1453 году, они завоевали столицу Восточной Римской империи Константинополь (сегодняшний Стамбул), основав Османскую империю, просуществовавшую 450 лет, вплоть до поражения в Первой мировой войне.

Несмотря на общее наследие, уйгуры обитали на весьма удаленной от центра границе Османской империи. Различные тюркские и китайские мусульманские лидеры правили независимыми городами-государствами или присягали на верность монгольским, маньчжурским и ханьским династиям в качестве отдаленных подчиненных субъектов. К середине XVIII века китайская династия Цин, основанная маньчжурами для борьбы против доминировавших в регионе монголов, захватила территорию современного Синьцзяна.

Поначалу его население практически не притеснялось и не подвергалось преследованиям. «Маньчжуры [Цин] запретили китайцам селиться в густонаселенных уйгурских районах, опасаясь дестабилизации, и не вмешивались в уйгурскую религию, традиции в пище или одежде, – пишет Джеймс Миллуорд, профессор истории Джорджтаунского университета. – Такой культурно-плюралистический империализм был работоспособен, и, несмотря на серию незначительных вторжений в юго-западный Синьцзян из Центральной Азии, с середины VIII до середины XIX века в регионе в целом царило спокойствие – до такой степени, что уйгурское население увеличилось в пять раз, а экономика росла еще быстрее».