Какое-то время разговор катился по светским рельсам, которые всегда одинаковы. Погода, озимые, урожай, турки, самочувствие… наконец, прощупав друг друга и убедившись, что диалог состоится, собеседницы перешли к главному. Начала Феодосия:
— Царевна, сын мой о другой жене и не мечтает.
— И с Алешей все уже обговорено. Он также не против.
— А ты, царевна?
Феодосия смотрела внимательно, жестко, пристально. Нет страшнее зверя, чем мать, защищающая свое дитя. Пусть пока опасность еще не возникла, но кое-что Феодосия могла предугадать.
Но Софья встретила взгляд, не дрогнув. Звон незримых шпаг поплыл по комнате.
— Я? Я Ивана люблю. И не предам. Этого довольно?
— Нет. Как будет выглядеть ваша жизнь?
— Жить будем здесь, в Кремле. Алеша согласен, Ванечка не против…
— То есть хозяином в своем доме он не будет.
— А сейчас он там — хозяин?
Софья попала не в бровь, а в глаз. И правда, боярыня с ней встречалась не так много, чтобы составить верное впечатление. Но женщина Феодосия властная, дай волю — мигом под себя прогнет. Молись, постись, не работай, а в тягости сиди дома. Декрет до трех лет… оно Софье надо?
— Все ему принадлежит, и все для него делается.
— А Тиша как же? И Маруся?
Боярыня мертвенно побледнела. Тишу она родила два года назад, от Матвея, Марусю пять лет тому. Счастлив мужчина был до потери сознания. А дети воспитывались втихорца. Матвей их и признал, и усыновил — и кому какое дело? Пожениться они не могли, но и удержаться — тоже. Оставалось грешить — и каяться.
— Ты… знаешь?
— Знаю. Глупо таиться было. Ваня же знает…
— Он рассказал?
— Нет. Я сама узнала.
Феодосия была смертно бледна, только на щеках горели яркие пятна румянца.
— Ты…
— Боярыня, сойдемся на том, что мы обе любим Ваню. И вреда ему не причиним. Тебе хочется со мной за хозяйство воевать? Я ведь в тереме не сяду, вышивать не обучусь. А тебе каково будет туда вернуться?
Феодосия это понимала, но наглость… Она даже приподнялась на стуле… что хотела — и сама не знала. То ли броситься на наглую девчонку, то ли разрыдаться…
— Сидеть! — голос царевны был ледяным. — Ты ко мне пришла, не я к тебе. Ваня давно уж взрослый, сам решать может. Он решил, и я решила. Ты хоть и боярыня, да я — Романова. Во мне царская кровь, такая же и во внуках твоих будет.
— Внуках… — Феодосия почти выплюнула эти слова.
Именно здесь и именно сейчас она осознала, что потеряла сына. Пусть это было сделано гораздо раньше, в тот день, когда она отпустила своего светленького мальчика в Дьяково, но осозналось — в этот миг. И было больно.
— И я надеюсь, что бабушка примет в них участие.
— А она их будет видеть?
— Дети будут жить вместе с родителями. — Софья мило улыбнулась. — В Кремле. Но бабушке завсегда будут рады.
Феодосия вцепилась ногтями в ладони. Вот ведь как… тут хоть волком вой, хоть на колени бросься… но ничего ты уже не изменишь. И твой самый замечательный, любимый и любящий сын достается этой… гадине!
— Ненавижу!
Вырвалось само, сквозь стиснутые зубы, чуть ли не воем. Потому что Феодосия поняла одно — и четко. Все, все было просчитано заранее. И Матвей, и дети, и приручение Вани — все! Хотя она была о Софье слишком хорошего мнения. Девушка просто предоставила возможности. А вот воспользоваться — или нет, как и когда, все выбирала сама Феодосия. Но сейчас винила в своем выборе девушку, не понимая, что должна быть ей даже благодарна. Нет хуже, чем замкнутая семья из двух человек. Мать и сын, мать и дочь, реже отец и сын… как правило, такие дети очень несчастны. Софья помогла разорвать эту цепь, но обрывки больно хлестнули.
И страшнее всего для Феодосии оказалось то, что царевна смотрела… с пониманием?
Не жалела, не злорадствовала… Понимала.
Боярыня встала, поклонилась… Ее сил хватило, чтобы невозмутимо пройти по Кремлю и забраться в возок. И только дома она дала себе волю. С криками, слезами, битьем утвари…
Дрянь. Какая же дрянь!!!
Софья тоже не была в восхищении. Она считала Феодосию умнее, а тут такая… бабская реакция.
Ладно!
Тогда тем более надобно жить в Кремле! Ей еще войн в доме не хватало!
Иван… Ванечка. Софья вздохнула. Вот так положа руку на сердце… любит ли она так же, как он? Безумно, безудержно…
Вряд ли. У нее есть брат — и есть ее страна. Вот тут она готова и на костер взойти. А остальное… Но обманывать мужа она не станет. Будет ему верна, родит детей… и в этот раз воспитает их как следует! Хватит на граблях выплясывать!
Девушка сделала несколько кругов по кабинету, разгоняя резкими движениями досаду — и опять уселась за работу. Вот подойдем к преграде, там и прыгать будем. А пока — и переживать нечего. Все одно за ней победа будет. Ночная кукушка — она завсегда убедительнее…
Май, 1674 год
Поль Мелье, а точнее, русский дворянин Павел Мельин смотрел на свой дом.
Да, не ждал он такого, никак не ждал. Каменные хоромы в два этажа, обширное подворье, несколько слуг, которые тут же выстроились и согнулись в поклонах…
— Доволен, адмирал?