Государыня

— Нож взяли, потому что на улицах небезопасно. Монеты — чтобы заплатить за лекарство. Склянки — для сравнения. Чтобы знал, что делать, — Софья рассуждала вслух. — Ладно. А вот это вы как объясните?

Два кошеля — большой и совсем крохотный, мягко звякнули под ее рукой. Симеон, впрочем, уже успел найти ответ.

— Государыня, я тут немного людям помогаю, вот и сегодня решил. Беспорядки же, наверняка кто-то да пострадал, а я бы деньгами и помог.

— Как это мило с вашей стороны.

Софья разозлилась всерьез. Этот ухватистый угорь просто выскальзывал из рук. Она носом чуяла, что с ним нечисто, но… что?

И как?

Можно бросить его рядом с Хованским, пытать, но… нужна или причина, или повод. Под пыткой-то человек в чем хочешь признается. Лучше сейчас не волновать народ. Опять же, у Симеона настолько хорошая репутация, что точно — тварь. Порядочных людей обычно куда как меньше любят.

— Я лично попрошу вас никуда не уходить из дворца. — Софья мило улыбнулась.

— Да, государыня…

Симеон уже понял, что вывернется, и обнаглел:

— А ежели мне лекарство понадобится?

— А на тот случай я к вам приставлю… Дмитрий, кто у нас в приемной?

— Алексашка, государыня. Алешка еще, Любимка…

— Отлично! Вот Любима и приставь!

— Государыня?

Царевичев воспитанник влетел, поклонился.

— Тебе вменяется следовать везде за старцем Симеоном, — ласково сообщила Софья, — а ежели плохо ему станет, срочно звать лекаря. Понял?

— Да, государыня.

Судя по хитрому блеску серых глаз, понял парнишка намного больше. Вот и ладненько, Софью это устроило. Симеона — явно нет, судя по благочестиво-кислому выражению лица, но на всех же не угодишь, верно?

— А вот это, — Софья повертела в руках кошелечек со «странными» монетами, — я оставлю у себя. Дмитрий, выдать Самуилу Емельяновичу из казны четыре равные по ценности монеты.

Симеон скривился еще больше, но протестовать не решился. Раскланялся — и ушел, сопровождаемый Любимом. Софья проводила его злобной ухмылкой, смахнула в ящик стола кошелек и взялась за бумаги. Как царь умудрялся во всем этом разбираться?

Не-ет, надо здесь наводить порядок. Все равно ведь придется.

* * *

Симеон у себя в покоях в это время клокотал от злости. Да так, что стоять рядом с ним было небезопасно.

С-сука! Дрянь, гадина, девка непотребная!!!

Вот сейчас он точно знал, кто верховодит в Дьяково. Именно она! Она…

То, как царевна держалась, как говорила… не могла так себя вести соплюшка! Его просто провоцируют… и ведь он поддастся! У него нет выбора!

Из Кремля его не выпустят, но если не станет царевны Софьи… Остальные — нет. Не то. Слабы, глупы… а вот эта…

Симеон прикрыл глаза, вспоминая разговор. Софья смотрела на него, как кошка. Только вот она не играла, она всерьез была настроена его сожрать, как только появится хоть малейший повод. И сожрет.

И все вытряхнет.

Так что же делать?

Да ясно и что, и чьими руками… вот сейчас отошлем мальчишку за лекарем — и займемся. Набросать пару строчек в записке было несложно. Спрятать ее в рукав, чтобы долго не искать, как раз, пока он в свои покои шел, нужного человечка видел — и тот за ним последовал…

Симеон достал из шкапа пузырек с зеленоватой настойкой, глотнул, сморщился от мерзкого вкуса… Выветрится быстро. А теперь…

Мужчина вскрикнул достаточно громко, чтобы паренек заглянул в комнату, застонал, схватился за сердце и сполз по стеночке.

Мальчишка влетел, пощупал пульс, от волнения стучавший с дикой скоростью, взглянул в зрачки Симеону — и помчался за Блюментростом. Ежели Полоцкий помрет раньше допроса, царевна ему голову отвернет.

Этого времени Симеону как раз хватило, чтобы выглянуть из покоев и подозвать одного из стрельцов. Письмецо ушло к своему адресату.

Есть, есть еще в Кремле и яд, и кинжалы…

* * *

— Сонюшка, ты спать сегодня собираешься?

Царевна поглядела на тетку Анну совершенно шальными глазами. Спать? Когда куча бумаг…

— Тетя, тут еще работы…

— А ежели ты свалишься, кто ее за тебя выполнит?

— А ежели я упущу что? Тетя, бунт сегодня взаправду вспыхнуть мог.

— Ежели сегодня не вспыхнул, то до завтра всяко подождет. Я приказала к тебе в покои поужинать принести. Отправляйся спать, Сонюшка…

Любого другого Софья послала бы в дальние дали. Но тетку Анну? Которая ее вырастила, любила и вообще — дала возможность вырваться из клетки? На такое окаянство Софья была не способна. А потому встала, потянулась и улыбнулась:

— Хорошо, тетушка, уже иду. — И вышла, стуча каблучками.

В светелке, которая показалась вдруг такой маленькой, она бросила взгляд на подносы с едой.

Каша с медом симпатий не вызывала. Софья ее в Дьяково-то никогда так не ела. Фу! Сахар она в кашу могла положить, но не мед. Лучше уж тогда молочка налить…

В Дьяково все знали о ее привычках, но тут она чужая. А остальное?

Ветчина выглядела аппетитно, но мясо? На ночь? Равно, как и сыр, яйца… а тут что? Кисель?

Фу!

Последний продукт Софья ненавидела всеми фибрами души. Сбитень полюбила, квас здесь был выше всяких похвал, а вот кисель… не срослось!