Государыня

— Уезжаю, дом вот уже продал почти, осталось мебель продать. Я бы оставил, все равно там все новое будет, но женщины… — Поль пожал широкими плечами. Чего ему стоило уговорить мать переехать на Русь?! Но не оставлять же старуху одну? Конечно, государь его деньгами не обидит, он матери помогать сможет, да все одно сердце изболится. Так что ехать — вместе.

— Ты так уверен, что тебя там примут…

— Так я ж не лгал, — Поль и не подумал горячиться. — Деревни мне жалованы, о том грамота государева есть. Жилье будет. Жалованьем государь не обидит, да и премиями.

— Премиями?!

— После боя с турецкими кораблями мне кошель с драгоценностями пожаловали. Матросов — и тех наградили, государь лично каждому награду вручал и благодарил за службу.

— Не бывает такого.

— Бывает. И потом мы еще сражались. За успешные действия царевич награждает.

— А неудачи были?

Поль кивнул, вспоминая, как в шторм потерял два корабля. Как в сражении еще потерял десяток из-за того, что не вовремя подал команду о маневре…

— Бывали.

— И — как?

— Государь отругал по-всякому, сказал, что заставит меня лично о гибели людей их родным сообщать.

— И?..

— Что? Палками меня не били, под килем не протягивали, только лучше б уж так, чем он… тошно бывает, когда понимаешь, что ребятам жить да жить, а из-за меня… Сам себя казню.

Гугеноты переглянулись.

— А креститься в свою веру он тебе не предлагал?

— Нет… Ни мне, ни детям того не предложат, разве что кто сам захочет.

— А принц только тебя приглашал… или еще кого другого?

Поль усмехнулся. Ну да, о том с ним тоже говорили.

— Ежели кто еще поехать захочет, препятствий не будет. Только за свой счет. Хотя и исключения есть.

— И какие же?

— Моряки, корабелы, ученые… те, кто могут и хотят работать. Эти люди могут приехать. Им оплатят дорогу, помогут перевезти семью, но условия будут очень жесткими.

— Какими же?

— Государь сказал так. Ежели кто пожелает жить на его земле, он обязан будет говорить на его языке, не ставить себя выше других подданных и не вызывать беспорядки. А еще — выучить не менее десятка учеников из русских. Сие будет и в договоре прописано. Жилье, жалованье — все будет. Но и эти условия — тоже.

— А что за договор?

— Так вот…

Поль полез в свой сундучок и вытащил оттуда пергамент.

— Государь мне специально таковой дал. Мало ли что. Мало ли кто.

Мужчины переглянулись. Ни для кого не было секретом, что чем дальше, тем хуже приходилось во Франции гугенотам. И все чаще они думали об отъезде. Но куда?

На острова к пиратам? В колонии к дикарям? Как-то вот жить хотелось, да и там тоже гугенотов прижимали, не так, так этак. В Англию?

Вот уж благодарствуйте, сами туда отправляйтесь.

А куда еще?

И быстро выяснялось, что ехать-то особо и некуда. Вдали от моря моряк и рыбак не выживет. А выходы к морю есть далеко не у всех стран, вот и выходит — где можно верить, там нельзя жить.

А тут обнаруживалась страна, в которую можно было уехать.

Море?

Есть. И защита есть. Ну, конечно, турки, не без того, но это — зло неизбежное на любом море. Специально притеснять не будут, так, может, и поговорить о том можно? Понятное дело, что абы кого не зовут, ну так кому неумехи нужны?

Слух пополз.

И на Русь Поль Мелье отбывал не только с семьей. С ним ехали еще два десятка мастеров, нанятых им на свой страх и риск. Он лично, из своих средств, оставил деньги их семьям, оплатил им проезд…

И надеялся, что правильно понял своего государя. Если умному, серьезному, талантливому человеку надо куда-то уезжать, так почему не в ту страну, где он принесет пользу?!

* * *

— Ваше величество, позвольте представить. Моя невеста, Элена.

Михаил с сомнением поглядел на пана Собесского. Благо разговор происходил не в присутствии всех придворных. Нет, тайная аудиенция.

— Рад видеть при дворе такую очаровательную даму. Милая Элена…

— Ваше величество…

Девушка, присевшая в реверансе, была просто очаровательна. Одни большие голубые глаза чего стоили. Наивные, как у котенка. И вся она производила впечатление такой нежной красотки, которую хочется укрыть, защитить… Понятно, что Собесскому понравилось!

— Пани, вы русская…

— Да, ваше величество.

По-польски Элена говорила очень правильно. Чисто, четко выговаривая окончания слов — это и выдавало в ней пока иностранку. Через пару-тройку месяцев никто и не скажет.

— Моя жена тоже русская. Полагаю, вы найдете общие темы…

Мария послала мужу улыбку — и кивнула Элене на маленький балкончик.

— Дорогой, мы чуть подышим свежим воздухом?

— Да, милая.

В последнее время королеву опять начинало подташнивать — и Марфа подозревала, что второго ребенка долго ждать не придется. Но потом точно надо на пару лет сделать перерыв, ни к чему каждый год рожать. Хватит ей маминой судьбы.

Стоило женщинам оказаться на балкончике, как Елена неуловимо изменилась:

— Здрава будь, государыня царевна.

— И тебе здоровья…

— Сестрица твоя, Сонюшка, велела кланяться земно, спрашивала, не требуется ли тебе чего, просила передать, что всегда с тобой родные берега пребудут.

Марфа выдохнула. И широко, весело улыбнулась:

— Так ты одна из Софьиных воспитанниц?

— Да, государыня.

— И как же…