Государыня

На десятый день после выезда из Гливице королева прибыла на земли Черной Руси. Здесь всё было мило её сердцу: на её пути стали русские города и селения. Королева останавливалась на отдых в селениях, чтобы встретиться с россиянами.

   — Праздник души ко мне пришёл, — делилась Елена своим хорошим настроением с Анной Русалкой и Пелагеей.

   — Так ведь мы, матушка–королева, дышим свободнее, и до нас долетает ветер из Руси.

Далеко впереди кортежа королевы мчались гонцы, извещая власти о её приближении, и ей всюду устраивались достойные встречи. В Волковыске и в Слониме в честь королевы отслужили благодарственные молебны. На трапезах у наместников собиралась вся городская знать, и, поскольку поляков и литовцев рядом не было, шли разговоры о близком: о Москве, о Руси.

Могилёв принял Елену так же торжественно, как и восемь лет назад. На улицах было людно. Встречая королеву, горожане провожали её до палат наместника и кричали: «Не покидай нас, матушка–королева, живи с нами!» Наместником в эту пору в Могилёве был русский боярин Прокофий Татищев из знаменитого рода русских бояр, волей судьбы оказавшийся за рубежом отчизны. Сорокалетний, крепкий, словно дубовый кряж, боярин Прокофий сам поднёс королеве хлеб и соль. За его спиной стояли сотни горожан, многие из которых помнили события, случившиеся в городе несколько лет назад из-за происков наместника Товтовила. Среди встречающих Елена увидела настоятеля храма Богоматери, протоиерея Иннокентия. Она обрадовалась ему, как родному отцу. Он сильно постарел, но голубые глаза оставались по–прежнему живыми и ясными. Когда Елена вышла из кареты, Иннокентий первым крикнул:

   — Здравия и многолетия государыне! Здравия! Благословляю тебя на русской земле!

И тотчас волной покатилось в тысячу голосов:

   — Здравия государыне! Здравия!

Елена высоко подняла руки и ответила:

   — Здравия россиянам! Здравия!

Могилёвцы воодушевились ещё больше:

   — Слава государыне! Слава! — перекатывалось из конца в конец площади, и эти слова звучали как-то породному, по–русски.

На глазах у королевы от прихлынувшего волнения выступили слёзы. «И впрямь остаться бы мне здесь, в городе, который мой по праву», — мелькнуло у Елены.

Отец Иннокентий подошёл к королеве и осенил её крестом. Тут же шагнул к Елене боярин Татищев и поклонился.

   — Твои подданные рады видеть тебя и приветствовать, матушка–государыня, в российском городе.

Елена поняла значение слов наместника, как должно. Когда пять лет назад Александр отписал ей во владение Могилёв и ближние к нему земли воеводства, когда наместник Товтовил был снят с должности и покинул Могилёв, многие литовские вельможи продали свои дома и укатили следом за ним в Вильно, в другие литовские города и земли. В Могилёве всю службу стали править россияне.

   — Спасибо тебе, боярин Прокофий, за радение, за верность матушке–Руси, — ответила Елена и троекратно, по русскому обычаю, расцеловалась с ним, потом тронула рукой Иннокентия и попросила: — Отслужи, святой отец, благодарственный молебен во славу города.

   — Дочь моя, храм Богоматери ждёт тебя. И певчие на хорах славят твоё имя.

Иннокентий повёл Елену в собор. Служба в храме, переполненном горожанами, длилась долго. Отец Иннокентий дважды подходил к Елене и спрашивал, не устала ли.

   — Спасибо, святой отец, не устала. Я, как птица, парящая под облаками, как дитя в колыбели… Я ощущаю только прелесть богослужения.

Елена отдыхала в Могилёве два дня. Это был душевный отдых. Трижды в день она ходила в храмы — на заутреню, литургию и вечерню, — везде молилась за упокой душ батюшки и матушки. Но время уже подсушило кровоточащую рану от потери родителей, и на третий день Елена окунулась в дела. Вместе с наместником Прокофием и настоятелем собора Богоматери она обошла все храмы города, выслушала священнослужителей и проявила заботу об их нуждах. Могилёвцы и жители воеводства исправно платили налоги в государеву казну, и Елена пришла к мысли о том, что, если она по примеру далёкого предка, великого князя Владимира Святого, отдаст десятую часть доходов в пользу православных церквей, это будет для них великим благом.

   — Ты уж постарайся, боярин Прокофий, чтобы моё повеление исполнялось строго и по чести, — наставляла Елена Татищева.

   — Матушка–государыня, грош ломаный не пропадёт. Все деньги дойдут до храмов, — заверил Прокофий.

На четвёртый день, когда в соборе Богоматери отслужили молебен в честь королевы и она готова была покинуть Могилёв и двинуться на Мстиславль, а оттуда к Смоленску, в городе появился отряд усталых всадников. Иван Сапега добился-таки своего и догнал королеву. Она уже прощалась с горожанами, с наместником и священнослужителями, когда отряд Сапеги показался на площади, и дворецкий, сойдя с коня, подошёл к Елене.

   — Ваше королевское величество, я рад видеть вас в добром здравии и прошу выслушать меня наедине.

Елена всё ещё не простила давнего предательства Сапеги на пути к Могилёву и в городе восемь лет назад. Она вспылила и строго спросила:

   — Какие у тебя полномочия разговаривать с королевой? Я не хочу тебя слушать, возвращайся в Краков.