— Ваш’величество… Я… Вы… Вы ничего не знаете… Точнее, вы не всё знаете… Я готов дать подробнейшие объяснения по всем пунктам…
— Потом, потом, — прервал его Константин Алексеевич. — Не в центре же площади! Сейчас нам всем нужно добраться до дворца. Я поведу Катеньку, а ты, мой юный друг, будь любезен сопровождать по проходу Машуню, для тебя она Мадлен Густавовна. И смотри на ногу ей на наступи, эк тебя качает, морячок воздушный!
— Это от нервов, Константин Алексеевич, — слабым голоском отозвался Столыпин. — Поверить не могу, что всё это происходит. Какой-то кошмар наяву, я пытаюсь проснуться, и не получается…
— Вот для кого винишко-то надо было оставить, — сокрушенно сказал дед. — А я-то, старый дурак, не сообразил. Чумичка седобородая! Ладно, сейчас во дворце будем тебя отпаивать. И внучку заодно венценосную. Эх, дети, дети…
Идти под руку с дедулей было спокойно и уютно, и Екатерина немного успокоилась. Тем более, что простой народ, в отличие от въедливых журналистов, был переполнен восторгом. Такие мелочи, как арест технического руководителя полета и отставка премьер-министра, не могли испортить верноподданным удовольствие от лицезрения государыни буквально в нескольких метрах от себя.
— Да здравствует императрица!
— Мы вас любим!
— Россия с тобой, Екатерина!
— А где вы взяли такие шикарные брючки, Катерина Николавна?
Отдельные фразы иногда выскакивали из общего гула, как летающие рыбки-фодиаторы из воды. Ее окружали радостные, одухотворенные лица, повсюду она видела смешные картонные сердечки на палочках, и настроение у государыни слегка поднялось. Екатерина даже почти простила своего мужа Генри, который променял важнейшее событие в жизни супруги на вручение какой-то глупой кинематографической премии на черноморском побережье.
Невозможно поверить, что кинофестиваль назначили на день коронации, но могучим шепсинским студиям царское слово не указ, живут по своим законам. Еще и большую часть знаменитостей туда переманили. В Шепси сейчас развлекались многие знакомые Екатерины, в том числе скандально известный граф Вяземский, которого Мелисса совсем недавно отозвала из Парижа. С такими возмутительными манерами просто нельзя называться послом Российской империи. Ну, хам Вяземский-то ладно, пускай будет отсюда как можно дальше. Но Генри! Родной муж, оказавшись перед выбором — церемония, посвященная Екатерине, или «Золотая щука» за лучший документальный фильм года, — предпочел жене глупую статуэтку.
Буду вечером смотреть «Щуку» по телевизору, решила Екатерина, и швыряться туфлями в экран. В знак протеста. Небось если бы короновали правителя Англии, а не чужой ему России, примчался бы как миленький, с обидой подумала Екатерина. Она представила, как муж лениво потягивает стаут на побережье, пока она тут, одна-одинешенька: терпит авиабедствие, противостоит журналистам, развлекает алчущую зрелищ толпу и жадный до дворцовых приемов бомонд, — и снова рассердилась. Нет, этот день просто не мог стать хуже. Особенно с учетом маскарадного костюма, в который она сейчас была облачена.
Привыкшая к джинсам и толстовке Екатерина чувствовала себя до крайности глупо в блестящем топе-корсете, оголявшим ее спортивные плечи, и широких шелковых брюках-палаццо. Однако гораздо, гораздо хуже обстояло дело с хрусталем — как на ногах, так и на голове. Туфельки «а-ля Золушка» оказались жутко непрактичными, но даже они не могли сравниться с короной по степени неудобства.
— Внученька, взбодрись! Народу нужна твоя милая улыбка и милостивые кивки, а не эта кислая гримаска, — строго сказал Константин Алексеевич, приветствуя зрителей, толпившихся по обеим сторонам отгороженного прохода.
— Дедуля, корона — просто пытка, — призналась Екатерина. — Мне будто салатницу на голову надели. Жутко натирает. Шея занемела, каменная… Корона такая скользкая! Милостиво кивать никак не получается, того и гляди, упадет, разобьется. Это что же за примета-то будет…
Константин Алексеевич усмехнулся в бороду:
— Юная девочка, а в приметы верит. Брось ты эти дремучести! Ну упадет корона, ну и что, даже если и разобьется. Главное — что под ней! — Он постучал негнущимся пальцем по лобику Екатерины. — Вот где ценность-то, а не в короне.
Екатерина мельком взглянула на гранд-экран, установленный на фасаде Главного штаба. Пожалуй, сегодняшнее коронационное шествие не слишком впечатляло. Не сравнить с процессией, сопровождавшей того же Николая Второго, ее прапрадеда, в 1896-м: там и какие-то балдахины, и нарядные офицеры, и горностаевые мантии, и аристократические бакенбарды. А сегодня что? Бредут по площади четверо: ничем не примечательная девчонка в салатнице на голове, старик в пестрой рубахе, тщедушный клерк и изящная пожилая дама, по виду преподаватель хореографии. Нет рядом эффектного Генри с его военной выправкой и солнечно-рыжей шевелюрой; нет представительного, элегантного Николая Третьего; красотка Мелисса оставила их произвол судьбы. Надежда только на роскошный коронационный бал, трансляция которого должна спасти вечерние выпуски новостей.