Государыня

   — Да полно, матушка–княжна, умали свой страх. Князь Илья пробьёт нам путь, скоро мы будем с Божьей помощью за рекой, и огнище нам не помеха, — успокаивала Анна Елену. Тридцатилетняя боярыня была крепка, подвижна и бесстрашна, голос у неё был под стать мужскому. — Вот я сей миг помогу вознице Афанасию управиться с дорогой, и всё славно будет. Там, поди, матушка уже тебя ждёт…

   — Нет–нет, голубушка, как же я без тебя! — попыталась остановить Елена Анну.

Но та уже метнулась к дверце, сказав:

   — Ты, княжна, не одна, ты за Палашей, как за каменной стеной. — Тут же крикнула сенной девице: — Палашка, шкуру с нас снимут, ежели беда с великой княжной случится!

Покинув тапкану, Анна перебралась к Афанасию на козлы.

Елена взяла за руку сенную девицу Палашу, посадила рядом и, обняв её за плечи, замерла. Вроде бы успокоившись, сказала:

   — И впрямь, что это меня лихоманка бьёт? Вот мы уже на мосту. А там, за рекой, простор, там Воробьёво, Божья благодать.

   — Забудь о лихоманке, Еленушка. Ты всегда была отважной. И ныне соберись с духом. Помнишь, как мы с тобой по лесам да слегам на колокольню лазили. То‑то дух захватывало…

Дочь боярина и боярыни Свибловых Палаша, тоже крепкая, под стать матери, хотя только что вышла из отроковиц и была моложе княжны Елены на два года, не раз поражала её силой и отвагой. Три года она уже отслужила княжне, и порою казалось, что Палаша для Елены словно родная сестра. Она была красива, умна и рукодельна.

В это время за стенами тапканы что‑то случилось, послышались яростные крики Анны и Афанасия: «Эй, расступись!», «Прочь с дороги, тати шальные, прочь!» Вокруг тапканы захлюпала, взбаламутилась вода, поднялся людской гвалт, началась какая‑то борьба, прорвался вопль Анны: «Да я тебя, зимогора!» Потом прозвучал крик о помощи: «Ратуйте! Ратуйте!» Донёсся сильный всплеск воды, за ним другой. Тапкана рванулась вперёд, мост остался позади, кони вынесли повозку на крутой берег.

   — Мы спасены, мы уже на тверди! — воскликнула Елена.

Но в этот миг тапкана остановилась и в неё влетели два человека в чёрных монашеских мантиях. Их лица были укрыты капюшонами. Один из них ровным и мягким голосом сказал:

   — Красны девицы, не пугайтесь нас, мы Божии люди и вас в обиду не дадим даже ордынцам. Они же вас ищут.

Но где моя мамка, боярыня Анна? спросила Елена.

   — Не страшитесь за неё, она на своём месте, - ответил всё тот же монах и сел рядом с Еленой.

Тут кони понесли, тапкану качало так, что казалось вот–вот опрокинется. Страх вновь обуял княжну, и она в другой раз крикнула:

   — Где мамка Анна?

   — Да что же ты молчишь, тать? Где наша матушка, крикнула и Палаша и схватила монаха за мантию. Монах погладил Палашу по руке и всё тем же мягким голосом пропел:

   — Много злых людей на свете, они и столкнули твою матушку с моста. Да ты не горюй, не горюй, молодочка. Возница её и спасёт. Он следом в реку прыгнул. Спасёт, спасёт, молодочка. — И монах отвёл от себя руку Палаши.

А кони мчались, тапкану подбрасывало, швыряло в стороны, грозовые раскаты и ливень обрушились на неё. Началось небесное столпотворение. Княжна Елена поняла, что их захватили тати, что ей и Палаше грозит опасность, что злочинцы так просто их не отпустят. То- то её томило предчувствие перед спуском к реке! Однако на сей раз, вместо того чтобы поддаться паническому страху, Елена вошла во гнев, схватила монаха–паука за мантию и, с силой потянув, властно приказала:

   — Останови тапкану и сам вываливайся вон со своим поганцем!

Она толкнула «монаха» к дверце.

   — Голубушка, сие не в моей власти. Я только смиренный раб и слуга Божий, — ответил Певун и сел опять рядом с Еленой.

   — Нет, ты остановишь колесницу, поганец! Остановишь!

И Елена ещё сильнее толкнула Певуна.

Тут дала себя знать Палаша. Бог не обидел её силой и ловкостью. Таких уж подбирал в услужение к своим детям Иван Васильевич.

   — И–и, матушка, сей миг они остановятся! — крикнула Палаша, кошкой метнулась в передок тапканы, просунула руку в оконце и, схватив возницу за шиворот, потянула его к оконцу, пытаясь другой рукой вырвать у него вожжи. — Остановись, заморыш!

Кони начали сдерживать бег.

Но на этом сопротивление Елены и Палаши закончилось. Второй «монах», что сидел напротив Елены, длинной рукой схватил Палашу за плечо и, словно пушинку, бросил рядом с собой на сиденье. Он вмиг накинул на руку Палаши петлю из сыромятного ремня, ухватил другую руку и стянул их узлом, так же быстро связал ей ноги и пнул, что‑то промычав. Певун же сказал Елене:

   — И ты, государыня, смири гордыню. Худа тебе никто не желает, и сама не ищи. Мы же спасаем тебя от великой беды.

Он погладил руку Елены, всё ещё державшей его за мантию, и она под давлением неведомой ей силы отпустила одёжку.

Тапкана продолжала стремительно катиться, дождь хлестал, молнии сверкали, раскаты грома заполонили всю небесную твердь. Елена склонилась к Палаше и принялась развязывать ей руки и ноги. Но Елене это не удалось, и она попросила Певуна:

   — Освободи её от пут.

   — А ты, государыня, скажи ей, чтобы не буянила, а то ненароком и рот замкнём на замок, пообещал Певун.