Готфрид Лейбниц

Иногда Лейбниц доводит применение своего принципа до номинализма: он советует читателям «решиться отбросить абстрактные вещи и пользоваться только конкретными терминами, не допуская в научных доказательствах никаких других слов, кроме терминов, означающих субстанциальные субъекты» (4, с. 192). Из того положения, что все индивидуально, философ склонен сделать вывод, что не существует ничего, кроме индивидуальностей, и в физике он отчасти и по этой причине отрицает гравитацию, ибо она была бы неким всеобщим свойством, а универсалии означают лишь приблизительное сходство между вещами, позволяющее сравнивать их друг с другом (эти заявления Лейбница оказали впоследствии большое влияние на позднего Ф. Брентано и Т. Котарбиньского). И все же сам Лейбниц возражал против крайностей номинализма (4, с. 284).

Диалектический характер принципа всеобщих различий выпукло обнаруживается при взаимодействии его с другими принципами системы Лейбница, с ним, казалось бы, несовместимыми. Заметим, что впоследствии Кант, видимо, не без влияния со стороны лейбницеанских построений намечал аналогичные соединения противоположных принципов «однородности» и «спецификации» (53, 3, с. 562–563).

Принцип всеобщих различий подкрепляется и развивается противоположным ему по акценту «принципом тождества [вещей] неразличимых (principium identitatis indiscernibilium)». Согласно этому принципу, две вещи, у которых все свойства первой присущи второй, а все свойства второй присущи первой, тождественны абсолютно, т. е. представляют собой одну и ту же вещь. Они неразличимы потому, что они суть одно и то же. Как указывает Лейбниц, «полагать две вещи неразличимыми — означает полагать одну и ту же вещь под двумя именами» (12, с. 54). Вещей, у которых тождественны все свойства, не существует, ибо бывает только самотождественность. Здесь мы получаем еще одну характеристику того гипотетически сконструированного ряда всех вещей, о котором выше шла речь. Если бы такой ряд удалось построить, то всякое отдельное место в нем было бы занято непременно только одной-единственной вещью.

Итак, вещи либо различны, будучи различными по своим свойствам, либо совпадают в одной вещи и уже нечего различать, когда все их свойства совершенно тождественны. Само по себе это довольно бесспорное соображение (оно было сформулировано еще Фомой Аквинским), но не просто какая-то тривиальность. Именно в рамках метода Лейбница его принципы (первый и второй) оказываются неожиданно полными глубокого содержания. Диалектика заключается уже в том, что никакое тождество двух вещей не бывает у Лейбница абсолютным и устранение последнего неодинакового у них свойства (или его количественное изменение) вызывает скачкообразный переход к качественно иному состоянию — к самотождественности того, что подлежало сравнению как несамотождественное.

Как мы уже заметили, некоторые свойства (пространственные и временные координаты вещи, а также нумерическое отличие частиц однородных материалов, из которых она сложена) не берутся Лейбницем в расчет при установлении тождества, ибо они относятся не к области сущности, а к сфере явлений. Только с точки зрения эмпирических наблюдений, где иногда отвлекаются от неодинаковости других свойств, можно считать, что такие-то вещи «различаются нумерически». Однако при строгом рассмотрении сущности этих вещей отвлекаются от нумерических различий. И вообще Лейбниц учитывал, что фактически в процессе познания явлений бывает не только так, что тождественные по сущности вещи ошибочно считаются различными, но и наоборот, — различные в действительности объекты приблизительно или даже ошибочно отождествляются.

Итак, хотя Лейбниц в качестве условия тождества говорил о наличии у одной вещи всех свойств, которые присущи второй, и наоборот, им тем не менее вводятся в рассмотрение ситуации, для которых характерна в том или ином смысле неполнота списка свойств, равно присущих сравниваемым вещам. В противном случае проблема тождества потеряла бы реальное значение: если вещи не тождественны, то их самотождественность не представляет интереса. Но для Лейбница принцип тождества неразличимых вещей существен: он позволяет ему подчеркнуть непреложную истинность для мыслящего разума принципа всеобщих различий (если бы все вещи не отличались друг от друга, они совпали бы в одну вещь, и механизм этого совпадения «пожирает» всякое исключение, которое могло бы быть у принципа всеобщих различий), указывает на преемственность существования изменяющихся во времени объектов и разрушает ошибочное допущение, по которому наша «Вселенная будто бы могла сначала иметь другое положение в пространстве и времени, чем присущее ей ныне» (12, с. 54), т. е. сложилась раньше или позднее, чем она сложилась. Онтологические выводы из рассматриваемого принципа сказанным не ограничиваются.