Никанор Андреевич говорил ровно и спокойно, видимо, рассказывал не в первый раз, но все так же охотно, живо и даже радостно.
– И вот ведь что оказалось – не прошло и трех лет после свадьбы, как мой дядя переехал сюда. Признаться, разные сплетни ходили, и про то, что Мария Петровна сбежала, ревностью супруга измученная, и про то, что умерла. Ее родные-с как-то не больно интересовались, отец окончательно пристрастился к выпивке-с, а матушка-то после свадьбы в могилу сошла, от апоклексического удару. Не подумайте, я не для сплетен, – поспешил оправдаться Никанор Андреевич. – Для книги, для исследования-с, для примеру.
– Понимаю, для книги оно, конечно, важно.
– Вот-вот, видите-с, вы – человек разумный, а дядя, прошу прощенья, редкостным ретроградом был.
Где-то вверху громко хлопнула дверь, звук эхом прокатился по опустевшим коридорам, растворяясь в тишине. Ижицынский племянник скривился.
– Видите? Никакого почтения, никакого уважения к чужому имуществу. Только дай волю, разом растащат-с, разрушат все, что осталось. И ведь, думаете, я зря на сей факт ваше внимание трачу-с? Нет, не зря, оно наглядно, наглядно-с демонстрирует, сколь мало Савелий Дмитриевич в людях понимал-с, с прислугой-то и то управиться не сподобился… вот и женитьба его такой же неудачной получилась. Хотя достойным человеком был, достойным… а что до Марии Петровны, то ведь оно тоже понять можно-с, как быть, когда с супругою такая неприятность приключилась? Правда, я бы развод предпочел-с, конечно, поначалу хлопотно, но потом от многих проблем уберегло бы-с.
Никанор Андреевич тяжко вздохнул, поднялся и, подошедши к стене, потянул по ней пальцем.
– Пыльно… не убирали-с. Вообще преудивительно, что дяде удалось столько времени скрывать тайну-с, оно ж в людях-то любопытство сидит-с.
Катеринина смерть удивительным образом ничего не переменила. То же тягостное существование, приправленное вежливым обхождением Ижицына, подчеркнуто равнодушным – Ольховского. Единственно, что мне с каждым днем становилось все лучше, и пусть этот затянувшийся траур причинял душевные страдания, но сил физических прибавлялось.
Одинокие прогулки вокруг дома, по скользким, размоченным весенними талыми водами дорожкам, на которых изредка попадались черные прошлогодние листья, звонкая тишина, изредка разрушаемая гомоном птичьих стай да слабым полупотухшим колокольным звоном, что доносился снизу, из города, и ощущение почти счастья.