Готический ангел

– Наташенька? – первым меня заметил Савушка, заулыбался, покраснел чуть смущенно. – Что-то случилось?

– Добрый день, Наталья Григорьевна. – Ольховский резанул взглядом и отвернулся. Он. Это он украл, а не Ульяна. Но зачем? По злобе? Из мести? И что мне делать? Рассказать Савушке? Но как сказать, не объясняя?

– Ничего не случилось, просто… решила поглядеть, чем вы занимаетесь, – ложь легко слетела с языка.

– Вряд ли вам это будет интересно. – Ольховский высокомерен, чудится – видит меня, понимает, радуется неловкости моей. – Прожект финансовый, чтобы разобраться, нужно иметь некоторое понимание в экономических вопросах.

– Сергей, ну ты уж слишком. – Савелий смущенно пожал плечами. Вот он бы никогда так не сказал, будь один – принялся бы объяснять, рассказывать, и я разобралась бы, невзирая на отсутствие «понимания в экономических вопросах». – Наташенька, прости, но мы и вправду…

– Это вы простите, что отвлекаю.

Вышла. И дверь прикрыла. Щеки горят, а сердце внутри так и прыгает. Господи Боже ты мой, что мне теперь делать? Как рассказать Савушке про Ольховского, про то, что почти уже обручена была, про то, что любила, как объяснить, что нету больше этой любви, что раздражение только оттого, что не оставит меня в покое. И еще как ответить на вопрос – отчего молчала, сразу не призналась, как только увидела его в доме?

Получается, что я молчанием своим лгала? И узнай кто, пойдут слухи, будто бы я и Ольховский… а Савушка поверит. И даже если слухов не будет, все равно поверит, станет думать обо мне… нехорошо.

Голова кружится, полыхает в висках мигренью, а сердце в груди почти замерло, замерзло.

– Наталья Григорьевна, – Прасковья вышла из бокового коридору, – вас там Василина спрашивала, пойдете с ними гулять-то?

– Пойду.

Лишь бы из дома, из камня, на волю, на свет. Гуляли во дворе, Олежек бегал, подбирая с земли первые облетевшие листья, и Василина то отбирала, когда он за вовсе грязный хватался, то сама наклонялась, выискивала те, что чище и красивей.

– От гляди-кось, березка, – она совала крохотное пожелтевшее сердечко Олеженьке. – Вон с тудова слетевши. А энто – клен, вишь какой огроменный.

Олеженька хватался за лист сразу двумя руками, сминая и разрывая, потом отпускал, глядя, как падает цветной комок на землю, и тянулся за ним. А Василина уже новый давала, приговаривая:

– На-кось, тополиный, вишь, скруглый весь, крепкий.