Готический ангел

– Вот и о том, что вам казалось. Любые мелочи, странности. – Матвей почти шепчет, руку мою сжимает в ладонях. Со стороны, наверное, сцена выглядит весьма романтично, эпизод из мелодрамы, к примеру, расставание.

Или объяснение в любви.

– Расскажите мне, – попросил Матвей. – Поверьте, это для вашего же блага.

Ижицын С.Д. Дневник

Наталья не желает меня видеть? Отчего? Не понимаю. Хотел бы спросить сам, поговорить, как прежде, доверительно и просто, но боюсь причинить волнение. Наташеньке нельзя волноваться, тем паче что желание ее, как сказала Е.Ю., естественно для женщины, находящейся в положении столь неприятном. Я пытался выяснить, в чем дело, но разговаривать с Е.Ю. сложно, прямо она не умеет, а пробираться сквозь намеки у меня не хватает умения.

Но под конец, когда терпение мое почти уже иссякло, она, жеманясь и краснея, объяснила, что Наташенька о том, как выглядит, волнуется и что не желает показываться мне в виде болезненном и неприбранном. И что мои частые визиты ее смущают и беспокоят.

Я не хочу быть причиною беспокойства, будь мы вдвоем, рассказал бы, что не о чем волноваться, что люблю ее и всегда любил, с самой первой встречи, а прежние сомнения – всего лишь слабость. Минутная, стыдная, но забывать о ней не стоит.

Обо всем рассказал бы, и об Ольховском с его прожектом новой фабрики, и о том, что уже договорено с доверенным человеком в Ницце, куда мы непременно поедем, ей понравится эта солнечная диковатая страна, и о том, как люблю.

Мне нужен этот разговор, и глаза ее нужны, но в них я вижу настороженность и беспокойство, о котором Е.Ю. предупреждала, а я не хочу волновать Наташеньку. Скучаю без нее сильно. Быть может, если б Е.Ю. оставила нас наедине… Попросить выйти? Невежливо, и не уверен, как Наташенька воспримет.

Боюсь отдалиться, боюсь сделать что-то не так и боюсь не сделать чего-то нужного. А Ульяна снова карту подкинула, все ту же, с грудою черепов. Надо будет поговорить с нею, чтоб перестала.

Я не могу понять, что происходит. Ульяна почти не показывается, проводит все время с Машей, а той с каждым днем все хуже, физически она сильна и здорова, но разум! Господи, порой мне страшно приближаться к ней, в этом существе не осталось ничего человеческого, даже в редкие минуты прояснения, когда она спокойна, когда дает прикоснуться, расчесать волосы, умыть себя, я продолжаю опасаться.

Ульяна даже не мычит, а вчера на руке укус заметил. Надо что-то делать, что-то решать, в доме ребенок и Наталья, и Е.Ю. с Ольховским, как вышло, что людей вдруг стало так много? А с ними опасения – что будет, если Маше удастся выбраться из своих покоев?