Готика

Шелли вскрикнул от восторга. Именно он запустил в действие куклу. Он много раз слышал о том, что часовые мастера занимаются такими вещами, но никогда сам не видел андроида. Внутри куклы что-то застрекотало, и музыкальный ящик заиграл простую, но очень красивую мелодию. Он увидел, как механические руки стали двигаться, изумительно имитируя человеческие жесты. Голова Арабской Девы поворачивалась из стороны в сторону в такт музыке. Дева приподнималась на цыпочки и опускалась в исходное положение. Дважды повторив серию движений, кукла сорвала с себя шаль, затем накидку, обнажив деревянную грудь. Ее соски были сделаны из аметистов, посаженных на золотые основания.

Шелли смеялся.

Когда шелк упал на пол, кукла приняла исходное положение. Ее руки нежно выписали фигуру в воздухе. Это был танец Семи Покровов. Она танцевала для него. Шелли был не только изумлен, но и заинтригован зрелищем. Было ли это прекрасным воспроизведением жизни? В конце концов, может ли Пигмалион вдохнуть жизнь в свою Галатею?

Почти неосознанно он протянул руку к одному из аметистов.

Раздался щелчок, и шелковая набедренная повязка, расстегнувшись, стала медленно скользить вниз по разрисованным, отполированным бедрам. Под инкрустированным животом находилось темное сердечко из меха. В ответ на нажатие андроид начал быстро двигать бедрами, выворачивая бедра наружу и возвращая их в исходное положение. Движения куклы все ускорялись, и первоначальный медленный соблазняющий ритм вскоре сменился страстным неистовым дерганьем. Захваченный зрелищем, Шелли дотронулся до наиболее деликатного места, и рука куклы опустилась на его талию. От неожиданности Шелли отпрянул. Автомат задрожал и замер, словно глаза медузы превратили живого андроида в камень. Кукла была мертва, но для Шелли она жила. Он знал. Он чувствовал. Он держал ее в руках, и внутри нее билась живая плоть…

Полидори закрыл дверь и запер замок на ключ. Секунду спустя он отомкнул замок в смутной надежде, что Байрон из-за извращенности может последовать за ним. Но Байрон был не единственным из тех, кто мог быть извращенным. И с горечью он снова твердой рукой повернул ключ в замке.

Задумавшись, он остановился у полки с медицинским оборудованием, которое привез из Англии, и от запаха формальдегида у него закружилась голова. Этот запах исходил из банок и колб его «коллекции». В комнате пахло моргом. В сосудах содержалась целая серия странных и гротескных останков и образцов из медицинской практики доктора, а также сохраненных еще со времен медицинского училища.

Пораженные язвой гениталии. Пиявки. Матка с выползающим из нее зародышем. Ампутированная кисть со сросшимися большим и указательным пальцами. И гордость «коллекции» — двухголовый ягненок, который действительно жил и, вероятно, блеял (хором), до тех пор, пока богобоязненный фермер не прикончил его. Двухголовый Агнец Божий. Полидори аккуратно приклеил бирку с такой надписью к склянке. Он сбросил туфли и лег на кровать. Кушак, который придавал ему павлиний вид, оставил вмятину под ребрами, калеча его. Потирая вмятину, он думал, действительно ли он был уродом, по-настоящему отталкивающим человеком. Если это так, он знал, кто сделал его таковым. Возможно, он не мог ждать уважения или терпимости, еще менее того любви. Возможно, он был таким же развлечением, как уроды и искалеченные органы, которые он собирал для «коллекции». LB — крутилось у него в голове. LB — «Лэйм Бастард», он улыбнулся. Затем улыбка исчезла с его лица. Прости меня Господь, ибо грешен я. Он взглянул на распятие над кроватью. Христос смотрел на него бесстрастными глазами. Да не ложится мужчина с мужчиной как с женщиной, ибо это мерзко. Но как же быть с любовью, с любовью к мужчине, Господь? Да не ложится со скотом. А с монстрами? Прости меня, Господь, ибо грешен я. Я чувствовал, что он — Бард Преисподней. Прости меня, Господь, но я изгоню дьявола. Прости меня, Отец, потому что «И Аз воздам», — говорит Господь. Он открыл глаза. Распятие сместилось. Он сел, чтобы поправить его, закрепив на гвозде. Внезапно он почувствовал острую боль и отдернул руку. На пальце выступила капля крови, не больше шляпки гвоздя. Слизнув кровь, Полидори склонился перед распятьем.