Готика

Буря что-то шептала за окном. Рядом был Фузели. Я слышала его шаги. Он и моя мать. Фузели и моя мать на кровати. В то время как Блейк добивался ее, она видела только Фузели. Маленького Фузели, карлика Фузели. Я чувствовала какую-то тяжесть в груди.

Это был он сам на портрете — на автопортрете. Такой, каким он видел себя сам — ужасный монстр, склонившийся над девушкой — и девушка с ее прекрасными чертами и черными глазами, с ее золотыми волосами, такими же, как у… моей матери!

Тяжесть в груди стала невыносимой, и я открыла глаза. Сатанинская обезьяна, инкуб, сошедший с «Кошмара», сидел на моей груди, глядя на меня узкими кошачьими глазами. Я хватала ртом воздух, чтобы крикнуть, но вес монстра все сильнее сдавливал мои легкие. Затем его тяжелая лапа приблизилась к моему горлу.

Икнув, я проснулась. Наполовину свалившаяся с кровати, я все еще с трудом дышала, мне мешала Клер, уютно расположившись у меня на груди. Так вот, чем был вызван этот кошмар.

Я осторожно уложила сестру рядом. Теперь она спала не так спокойно: подняла руку, словно пытаясь что-то достать, затем рука опустилась, и Клер снова затихла.

Я лежала рядом, возбужденная недавним кошмаром. Положив поудобнее голову на подушку, решила думать теперь только о хорошем. Мне грезился Иисус Христос, распятый на кресте и готовый воскреснуть. Рядом стоял Шелли, одетый как ученый, с иголкой и ниткой в руках, зашивая рану на его боку. Я опять открыла глаза, за окном продолжалась гроза.

Я стала анализировать бесконечные вздохи и всхлипы старого дома. Шум дождя. Скрип оконных рам. Странное царапанье по мокрому стеклу. Я села, вглядываясь в темноту. Звук пропал.

Я вновь легла.

Звук возобновился почти сразу же. Это определенно было царапанье. Мои уши не обманывали меня. Царапанье могло производиться ветками дерева, задевающими о стекло. Но в этой части сада не было деревьев.

Тени на полу уже не принадлежали оконным рамам. Царапанье стало громче. Теперь я видела это. Огромная темная тень, трясущая спутанными волосами. Безобразная пародия на жизнь. Фантазм. Царапанье когтем или лапой превратилось в скрежет, схожий с тем, который бывает, когда проведешь ножом по стеклу. Я хотела крикнуть, но крик застыл у меня в горле, сдавленном чьими-то сильными руками.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Шелли тряс меня за плечи, неистово тормошил. Он держал меня очень жестко, оставляя синяки, глаза его пылали.

— Проснись!

— Я не спала! Я не спала!

Я сначала вырвалась от него, затем бросилась к нему, обняв и глядя через его плечо на то место, где стояло существо. Шелли прижал мою голову к груди, гладил волосы, как он делал, когда успокаивал маленького Вильяма.

Но я слышала что-то. Я слышала. Мой голос дрожал — оно было за окном, смотрело на меня желтыми водянистыми глазами…

Шелли подошел к окну, медленно поднял газовую занавеску. За окном были только ночь и гроза.

— Сон…

— Ты не веришь мне.

— Ты знаешь, я верю всему. Всему кроме Бога.

— Господи! Не шути!

Он сел на кровать.

— За окном никого нет. — Он прижал меня к себе.

— А тот звук.

— Что?

— Разве ты не слышишь?

— Это просто дверь болтается на ветру.

— Почему?

Шелли вздохнул.

Окно скрипнуло, и ручка повернулась. Окно приоткрылось. Створка отошла на два дюйма. Занавески не давали окну открыться шире. Слушая шум грозы, бушевавшей за окном, я поняла, что буря на озере не стихает. Все мое тело дрожало, глаза были прикованы к окну.

— Я пойду и посмотрю. Это тебя устроит?

Я не ответила. Я вовсе не хотела, чтобы он смотрел. А если там был незваный гость или бродяга — тоне было бродягой — и ему придется встретиться лицом к лицу? Я помнила слова о его жене и сестре. Он мог остаться успокаивать меня, пока я боролась с кошмаром, или идти и доказать мне, что мои чувства обманули меня. В любом случае я буду жалеть, что он поступил так, а не иначе.

— Иди спать, — сказал он мягко.

Он подошел к окну и плотно закрыл створки, закрепив ручку, чтобы окно не открылось вновь. Он перекрестил комнату, улыбнулся мне у дверей и вышел из комнаты. Я слышала стихающий звук его шагов, — ммммммм…

— Мэри… — голос исходил из Клер. Я навалилась на нее, надеясь, что она проснется, но она все еще спала.

— Мэри…

Она оскалилась страшной улыбкой. Я дотронулась до ее холодной руки, чтобы успокоить ее, чтобы она почувствовала, что я рядом.

Внезапно она схватила мою руку и крепко сжала ее. Но издевательская улыбка до сих пор искривляла ее лицо. Я старалась притвориться, что она не причиняет мне боль. Она делала что-то во сне. И теперь я даже боялась будить ее. Я ждала.

Постепенно я разжала кулак, и она положила мою руку ладонью вниз на свой живот. Она держала ее там, улыбаясь.

— Ты чувствуешь его, — прошептала она. — Это его ребенок. Его! — я отдернула руку. Я словно сломала что-то в ней. Ее смех оборвался. Она замерла.