Готика

— Мы можем уничтожить этого монстра только точно таким же способом, каким мы его создали. Снова сядем за тот же стол…

— Нет…

— Освободим наши головы от мыслей.

— Ты сумасшедший!

— Другим сеансом! Это единственный выход.

— Это может не сработать.

— Это сработает. Сработает. Это сработало однажды, сработает и еще раз. Это должно сработать. Разве вы не понимаете?

Байрон потащил его обратно в грот, ведущий назад, в дом. Шелли выдернул руки и сел неподвижно на железную скамейку. Байрон вернулся к нему и сердито сказал:

— Конечно, если ты не боишься.

Молния оставила на небе белую полосу, похожую на след кометы. Взгляд Шелли был прикован к Байрону. Это был взгляд загнанной лошади. Как он может не бояться? Ведь остался ТОЛЬКО страх. Ничего кроме страха. Он чувствовал, что душа его вот-вот была готова покинуть тело. Место души займет всепоглощающий страх, который побежит по сосудам вместо крови. А место сознания займут кошмары. Бежать было некуда, прятаться негде. Не спрячешься даже внутри себя, в темных закоулках. Байрон был прав, он знал, что должен сделать это. Шелли посмотрел на меня. Я подошла к нему поближе. Он протянул мне руку, и я крепко сжала ее.

— Я не боюсь, — сказал Шелли.

Байрон не улыбался. Он посмотрел на нас обоих. Его голос переполняли чувства.

— В таком случае вам нечего бояться.

Что-то, что ходило как человек, двигалось по дому. Оно тащило за собой свинцовый костыль, вытирая пыль с половиц. У него были рыжие волосы, мутные глаза и жирные губы. Его утроба была набита мертвыми детьми, задушенными своими собственными пуповинами. Его лицом был череп, языком — пиявка. Оно испытывало боль, ужасную боль за пределами нашего понимания — боль не смерти, а Рождения. Оно отбрасывало ужасно бесформенную тень.

— Поднимайся! — Байрон пнул Полидори под задницу. Молящаяся фигура поднялась. — Мы собираемся уничтожить жертву аборта, которая выбралась из наших мозгов. — Он поспешил мимо него к двухстворчатой двери столовой, которая была плотно закрыта. — Мы возвращаемся туда.

Полидори, не веря, смотрел на Байрона.

— Нет только не снова!

— Ты — снова!

— Я не могу!

— Сможешь! Ты принимал участие в этом, мы должны в точности повторить это в обратном порядке!

Полидори на четвереньках пополз по лестнице. Шелли схватил его за черную, одетую в чулок ногу и потащил обратно. Доктор свалился, ударившись челюстью о каменную ступеньку. Полидори пищал, как свинья на бойне, сопротивляясь изо всех сил.

Внезапно его сопротивление прекратилось.

Шелли медленно встал.

Мы услышали пронзительные звуки клавесина, доносившиеся до нас. Небольшая серия аккордов. Сначала музыка напоминала просто какофонию, производимую наугад опускающимися на клавиши пальцами, но быстро и пронзительно музыка обрела органичную форму, и мы узнали суровую мелодию Генделя «Похоронный марш».

— Клер, — выдохнул Шелли.

Байрон положил руки на ручку двери. Простые звуки величественного марша сотрясали воздух.

— Мы должны начать… — Байрон часто дышал, на лбу его выступил пот, — сейчас…

Он повернул ручку.

— Нет, — простонал Полидори, мотая головой. Его лицо нервно исказилось. Как попугай, он повторял только одно — нет, нет, нет…

Дверь медленно отворилась, звуки клавесина стали громче.

Байрон толкнул створки.

Я вглядывалась в темноту. Полидори взялся за голову. Похоронный марш действовал на него угнетающе, ему казалось, что в голове проводят каленым железом. Он чувствовал с каждой нотой, что где-то глубоко в мозгах начинает звонить колокол.

Дверь распахнулась в темноту.

Звуки клавесина стали еще громче, их отрывистый ритм был для Полидори как удар молота.

Внезапно из темноты на него что-то упало — что-то размером и весом с небольшую дыню. Оно попало прямо ему на колени, и он инстинктивно обхватил это руками. Потные пальцы Полидори почувствовали плотную прядь человеческих волос. Снизу вверх на него смотрели большие глаза. С медицинской точностью он вычислил, что держал в руках аккуратно отрубленную женскую голову.

Его тело сначала изогнулось в виде буквы «с», уронив свалившийся на него предмет, он закричал, крик перешел в громкое и отчаянное рыдание.

Голова оказалась у моих ног.

Я тоже закричала. Голова покатилась, переменно закрывая один глаз, открывая другой. Парик слетел со своего деревянного основания. Это была крашеная голова автоматической куклы, андроида с болтающимися крючками и цепочками вместо жил и сосудов.

Но Полидори не перестал кричать. Он метался по ступенькам, сжимая голову руками, с искаженным конвульсиями лицом.

Высоко над нами мы услышали издевательский смех Клер.

Все остальные думали то же, что и я. Если Клер была наверху, тогда кто?

Похоронный марш продолжал звучать, не останавливаясь, как изощренная пытка. Шелли вбежал в помещение, за ним Байрон. Механическая фигура в костюме Марии Антуанетты сидела за клавесином при свете луны. Ее деревянные пальцы надавливали на клавиши, подчиняясь коду отверстий в перфокарте. Ее тело двигалось из стороны в сторону, имитируя движения музыканта — зрелище ужасное, потому что у куклы не было головы.