Готика. Становление

Лестер был худым, не выделялся ни ростом, ни силой, и долгое время выглядел младше своих лет, что спасало его от армии. Но когда ему исполнилось двадцать, уклоняться дальше стало совершенно невозможным, и, в один прекрасный день, он с травами возвращался в город и наткнулся на военный патруль. Его арестовали и распределили в один из полков, но при первой же возможности он сбежал, даже не успев получить оружие. Дорога в столицу теперь ему была закрыта, и нищенствующий сирота отправился искать счастья в соседнюю Монтеру. Таких беженцев там и без него хватало, работы практически не было.

Мой друг устроился жить на ферме, выполняя грязную работу лишь за скудную еду. Но и тут вскоре удача отвернулась от него, и когда в очередной раз пришли вербовщики, хозяин фермы выдал Лестера, выгораживая других своих работников. Однако, несмотря на это, всё равно многих в тот день загребли в армию – орки одерживали одну победу за другой, и войска катастрофически нуждались в новых солдатах. На этот раз за новобранцами следили лучше и распределили в гарнизон, базирующийся в одном из приграничных фортов. Лестер принципиально не хотел служить – так воспитал его отец, после того, как старший брат погиб. «Это не наше дело, сынок, – говорил он, – пусть те, кто умеет – воюют, а мы, простые ремесленники, способны лишь умереть впустую. Кому от этого будет польза?» Лестер выполнял завет отца, вновь попытался бежать, но был пойман. Приказом короля всех дезертиров ссылали на каторгу. Его бросили сначала в темницу, где он провёл несколько месяцев. Потом было недолгое плавание с другими приговорёнными в трюме одного из кораблей, идущих в Хоринис. Так он, измученный и несчастный, и попал в колонию.

Дальше в моей голове пробудились собственные воспоминания о том, как я встретился с Лестером на площади обмена. Неудивительно, что он тогда был в ужасном расположении духа и полон пессимизма, тем более после такого тёплого приёма, какой ему оказал Буллит с приятелями. Но сейчас на меня смотрел совершенно другой человек – жизнь в колонии не только не сломила, но скорее, наоборот, перековала его характер. Я был уверен, что теперь он не будет бежать ни от встречи с орком, ни от чего-либо ещё более страшного. Местная жизнь либо убивала, либо учила решать все проблемы по мере их возникновения. В колонии слабакам не было места.

Между тем, Лестер продолжал свой рассказ:

– После того, как ты помог мне в первый день, накормил и привёл в порядок, я оказался наедине с местными. Не знаю, как я выжил в те дни, но без твоей дубины мне бы пришлось ещё хуже. Хоть мне и не понадобилось пускать её в ход, я видел взгляды, которые на неё искоса бросали особо агрессивные типы.

– Дубины? – переспросил я.

– Да, такая тяжёлая палка с вбитыми гвоздями – весьма неплохой аргумент в споре, хотя моя нынешняя булава куда резвее и опаснее.

Я глянул на его оружие и во мне пробудились смутные подозрения, будто бы и этот шестопёр был мне знаком. Точно! Я заполучил его вместе с новым луком, который даже успел испытать, завалив двух глорхов с такой дистанции, что они просто не успели до меня добежать. Но что насчёт дубины? Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, и перед моим мысленным взором предстала заляпанная кровью простыня и руки, вытирающие гвозди от липкой багровой жижи. Резкая боль в висках прервала поток воспоминаний, и я схватился за голову, еле сдерживаясь, чтобы не застонать. Лестер схватил меня за плечи и слегка встряхнул:

– Эй, с тобой всё в порядке?

– Да, кажется уже лучше. Просто вспомнил кое-что… Продолжай.

– Смотри, не пугай больше так, мне показалось, что ты отключился и сейчас упадёшь.

– Всё в порядке, не стоит беспокойства, – боль на самом деле быстро стихла и сейчас я уже чувствовал себя как ни в чём ни бывало.