Готикана

Быстро приняв душ и надев один из тонких черных свитеров с длинной расклешенной юбкой темно-красного цвета, Корвина оставила волосы сушиться на воздухе. Она поправила на руке браслет из кристаллов, который для нее сделала мать, когда ей было четыре: с обсидианом, тигровым глазом, аметистом, лабрадоритом, гранатом, малахитом, бирюзой и лунным камнем. Подвинула его туда, где бился пульс, и ощутила его тяжесть и тепло. Он всегда был для нее якорем, тем, что, по словам доктора Детта, она могла приучить свой разум использовать, чтобы сосредоточиться и успокоиться в момент переживаний. Мать говорила, что он нужен для защиты и усиления ее природной чувствительности. Это Корвине было неизвестно, но она знала, что от него ей становилось лучше.

Она надела кулон, который сделала себе сама – серебряную звезду на длинной цепочке, что висела между грудей, – колье-чокер, серьги с белыми перьями и почувствовала, что готова.

Прихватив печенье, которое взяла во время ужина, она нанесла темно-красную помаду под цвет юбки, подхватила сумку и вышла из комнаты, оставив спящую соседку.

Спустившись по ступеням замка, Корвина вырвалась на свежий, влажный утренний воздух. Темный лес манил, холод покалывал кожу. Она уже больше недели не ходила в эти леса из-за голоса, а еще потому, что в последний раз другие заметили, как она выходила оттуда вслед за среброглазым дьяволом. Но ей нужно было пойти в этот лес. Она не знала почему, ни за что на свете не смогла бы объяснить причины, особенно притом, что понимала: ей не следует туда идти.

Но она должна.

Корвина сошла по склону, чувствуя, как ветер развевает влажные волосы, и, не желая вновь оказаться у озера, свернула левее от того места, где зашла в лес в прошлый раз.

Листва вокруг сгущалась, и замок позади нее скрылся из вида. От знания обо всем, что, согласно легендам, происходило в лесах десятилетия назад, атмосфера казалась более тяжелой и какой-то зловещей. В мире существовал естественный порядок, система, которую нельзя перевернуть вверх ногами. Отнимать чью-то жизнь – противоестественно, это противоречит базовому циклу жизни и смерти. Настолько жестокое деяние запятнало энергию окружающего пространства.

Корвина шла вперед, глядя на толстую, огрубевшую кору высоких деревьев с пышной густой листвой, опутывавшей небо над головой, словно осколки, трещины в стекле, которое едва удерживало зазубренные края, готовые пролить кровь каждому, кто к ним прикоснется.

Она не знала, то ли была слишком чувствительной, то ли обладала слишком бурной фантазией, но с тех пор, как услышала легенду, Корвина чувствовала, что воздух, касавшийся ее кожи, изменился. Вполне возможно, она все это выдумала. Она не знала. На ее разум нельзя было полагаться.

Через несколько минут лес расступился, открывая перед ней природную тропинку, ведущую к тому, что по виду было похоже на старые развалины. Корвина пошла к ним. Одинокая каменная стена была разрушена до основания, и корни обвили ее, связывая с недрами земли.

Корвина подошла к тому, что осталось от некогда высокой стены, и осмотрела открытое пространство. Оно было огорожено еще двумя каменными стенами, в одной из которых все еще сохранилось сводчатое окно. Еще две стены полностью отсутствовали. На месте третьей слева вдали валялось нечто, напоминавшее разбитую горгулью, и высохший засорившийся фонтан, возле которого было что-то похожее на головы львов, ревущих в небеса.

Возле горгульи стояло дерево, подобных которому Корвина не видела никогда прежде. Единственное в чаще дерево, полностью лишенное листьев. Его голые, обветрившиеся и побуревшие ветви тянулись к небу в пугающей искривленной форме. Но не оно заставило Корвину остановиться. А вырезанный в его коре один-единственный глаз, который выглядел до того реалистично, что ей казалось, будто дерево наблюдало за ней, шевеля глазом вслед за ее движениями. По коже побежали мурашки.

Она повернулась и замерла, увидев справа вдали ряды грубых камней без опознавательных знаков.

Надгробные камни.

Ее окончательно одолела дрожь.

Из оцепенения Корвину вывело карканье вороны. Она увидела, как птица – не та, которую она встретила у озера, ведь эта была крупнее, – уселась на один из камней.

Встрепенувшись, она улыбнулась вороне.

– Привет, – тихо сказала она, разломила в руке печенье и оставила крошки на обломке стены. – А ты не страшный? Я как-то раз встретила твоего друга возле озера. Странно, но я никогда не вижу вас на кампусе. Почему вы не прилетаете на территорию университета? Это все из-за людей? Или у вас в лесу гнездо, и вам нравится держаться ближе к нему?

Пока она говорила с птицей тихим, спокойным голосом, та склонила голову, перелетела на стену и стала клевать оставленные ей крошки. Посмотрела на Корвину, каркнула снова и принялась за еду. Прилетела еще одна ворона и, прыгнув на стену рядом с первой, стала клевать печенье.

Раскрошив в руке еще одно, Корвина положила его рядом, а вторая птица, которую она после встречи на озере узнала по слегка загнутому клюву, хлопнула крыльями и стала есть.