Готовность № 1 (О Кузнецове Н Г)

Его назначили военно-морским атташе. Ошеломляющий поворот. Был ли он к этому подготовлен, что он знал о подобной работе? Кожанов охотно подшучивал над своей раскосостью, но никогда не уточнял, что за должность морской атташе при посольстве в чужой стране. Побывал по дозволению Москвы на "Красном Кавказе" японский военно-морской атташе, настойчиво выпытывал у старпома: почему в главном калибре нового крейсера оставлено всего четыре орудия, какими новинками корабль начинен и что вообще означают такие перемены? Зрела новая серия легких крейсеров типа "Киров", быстроходных, скорострельных, дальнобойных, оснащенных приборами центральной наводки. "Красный Кавказ" был предшественником, своего рода прототипом будущего, об этом рассуждать с "морским агентом" чужой страны, конечно, не следует.

За рубежом Кузнецов уже побывал: Гетеборг, Берген, Тронхейм, Гамбург, Киль, Гулль, Стамбул, Афины, Неаполь, Мессина, Яффа, Порт-Саид - немало для моряка тридцатых годов; но всегда он шел за рубеж на корабле, на своей палубе, на кусочке территории своей страны, сходя ненадолго на чужой берег с товарищами по экипажу. Была при встречах с чужим миром безмерная наивность. Все казалось ясным - кто твой друг и кто враг. В Греции на открытый рейд возле Афин вслед за "Красным Кавказом" пожаловал британский крейсер владычице морей не терпелось поскорее установить, зачем сюда пришли и чем занимаются советские моряки. Британский командир тотчас явился с "дружеским визитом", хотя его правительство не искало дружбы с нами, все ощупал, все обнюхал, "отведал по традиции русской водки, закусив ее икрой", и отбыл, умиротворенный звуками гимна "Правь, Британия!", исполненного корабельным оркестром, наверно, впервые. В Стамбул ходил не раз, но один из последних походов на "Червоной Украине" турецкая пресса отметила то ли похвалой, то ли шпилькой: "Русские, очевидно, хорошо знают наши проливы, если сумели ночью самостоятельно пройти через Босфор!" А как не знать, если другого выхода из Черного моря нет. Да, турки предостерегали командира об опасности ночного плавания в босфорском лабиринте. Но приказано Кузнецову вернуться в базу в назначенный срок. И он вышел из Стамбула ночью на свой риск, благополучно выбрался в Черное море, показал к утру свой флаг у Констанцы и был вовремя в Севастополе. Кто из черноморцев, если он плавал не только в каботаже вдоль своего берега, не пережил нервотрепки на этом суетливом перекрестке? Старая лоханка под греческим флагом - то ли крупно застрахованная, то ли по чьему-то недоброму наущению - мельтешила однажды перед крейсером в проливе, стесняла в узости его ход, назойливо подставляя ему то правый, то левый борт. Другой командир мог бы и проучить, прижать наглеца. Кузнецов сдержался, вывернулся, обошел и только тогда погрозил хулигану кулаком. Интуиция командира, понимающего, какой стране принадлежит его корабль, подсказала: нет резона возиться с мелкотой и ввязываться в инцидент.

Конечно, такие встречи с иноземцами, заходы в иностранные порты многому научили. Но этого мало для работы за рубежом, да еще в республике, нажатой в клещи флотами стран, называющих себя нейтральными, в их числе значились и фашистская Германия, и фашистская Италия.

Кузнецов предпочел бы попасть к месту назначения морем. Половина пути знакома - моряк, даже раз пройдя, запоминает в деталях все особенности пути. Позже, когда Кузнецов стал главным советником республиканского флота, он старался зримо представить себе, как испанские и советские суда (их условно называли "игреки") идут из Черного моря с оружием, самолетами, танками и волонтерами на борту, преодолевая опасности, мысленно рассчитывал, где фашистский разведчик способен засечь наш "Курск" или испанский "Магальянес", когда и какие необходимы маскировка, смена названий, обманный маневр, уход к африканскому побережью, в какой момент надо прикрыть "игреки" от бомб юнкерсов авиацией, а ее в распоряжении флота очень мало, где дальномерщики линкоров "Дойчланд" или "Шеер" могут опознать "игреки", в какой точке выгоднее обеспечить им встречу и охранение, чтобы уберечь от торпед нацистских субмарин, от огня итальянских эсминцев, подаренных Муссолини мятежникам. Кузнецов и сам выходил навстречу мужественным торговым морякам, сожалея, что прежде он так и не смог угнать весь путь от Черного коря до Картахены.

Ему назначили другой путь. В Москве дали сутки на сборы и приказали добираться до Мадрида самолетом и только в штатском, лететь в Париж через Кенигсберг, Берлин, Кельн, через страну, которая руководила мятежом, заседая в Лондоне в "Комитете по невмешательству" и цинично сохраняя с республикой дипломатические отношения. Его предупредили: надо быть бдительным на промежуточных аэродромах; для того и сшили ему штатский костюм и наделили шляпой, странной в те годы для нашего человека, да еще военного.