Готовность номер один

Со всех сторон старшего лейтенанта по-прежнему окружали облака. Не видно было даже концов крыльев. Все внимание Юрий сосредоточил на авиагоризонте, высотомере, приборе скорости и указателе курса. Они были его глазами, помогали увидеть то, что он не видел сам. Летчик знал: сейчас главное не растеряться, четко и быстро выполнять команды тех, кто следил за ним на земле. Стахов представил на мгновение темное, душноватое помещение аппаратной и руководителя посадки, то и дело звонившего операторам посадочного радиолокатора. Руководитель подсказывал, как лучше управлять антеннами. Летчик шел с отклонением от курса влево на десять градусов. Тотчас же руководитель посадки передал Стахову:

— Вправо десять.

— Выполняю. — Юрий стал разворачивать самолет.

Руководитель посадки внимательно следил, чтобы светлая отметка двигалась точно по начерченной на экране, линии глиссады. Это говорило о том, что летчик своевременно выполнил команды и снижался правильно.

— До дальней четыре, — сообщили ему.

Потом в наушниках шлемофона зазвенел звонок. На приборной доске беспокойно замигала сигнальная лампочка. Самолет проходил над дальней приводной радиостанцией. Стахову нельзя было мешкать ни секунды. Он переключил автоматический радиокомпас на ближний привод и начал плавное снижение.

Самолет вынырнул из облаков. Его словно вытряхнули оттуда. Впереди, в снежной сумятице, виднелись три тускло светящиеся точки: это были включены прожекторы. И больше ничего не видно, только снег с ожесточением хлестал по фонарю.

— Облака вниз пробил! — доложил Стахов, стараясь ни одним звуком не выдать волнения. — Полосы не вижу.

Снова слышен звонок, и мигает лампочка. Самолет проходил над ближней приводной радиостанцией.

В белой зыбкой глубине забрезжила серая бетонная полоса. На душе сразу стало веселее. «Теперь дома», — подумал Стахов и еще раз проверил поступательную скорость. Стал плавно прибирать газ.

— Пониже, пониже, — журчал в наушниках голос руководителя посадки. — Хорошо. Хорошо.

Самолет уже бежал по залитой светом полосе, терявшейся в снежной мгле.

— Парашют! — напомнили с СКП.

Стахов нажал кнопку, и сзади из-под стабилизатора выпало полотнище. Купол вмиг наполнился воздухом, и скорость на пробеге затормозилась.

Зарулив в карман, Стахов увидел стайку девчат возле ангара. Они приветливо махали ему руками.

Летчик улыбнулся, испытывая удовлетворение от удачно завершенного полета. Пока он еще не знал, что среди них Беллы не было.

Страница двадцатая

После ужина офицеры, сержанты и солдаты собираются в гарнизонном клубе на торжественный митинг. Здесь и жены военнослужащих, и гости с подшефной фабрики. Обстановка непринужденная, праздничная, и одеты все по-праздничному. На груди у военнослужащих — ордена и медали. У иных офицеров наград столько, что регалии спускаются по лацкану чуть ли не до ремня. В разговоре чаще слышатся не звания и фамилии, а имена и отчества. Все улыбаются, все шутят. Кажется, что в-клубе собралась одна очень большая, дружная семья.

На ярко освещенную сцену, где стоит стол президиума, убранный цветами, приглашают лучших, заслуженных людей полка, почетных гостей.

Под звуки духового оркестра на сцену выносят развернутое полковое Знамя. Около него — почетные часовые с автоматами в руках.

Майор Жеребов выступает с докладом. При этом он то и дело выходит из-за трибуны, она точно мешает ему, и совсем не заглядывает в бумажку. Замполит не забывает помянуть добрым словом еще совсем молодых солдат Скорохода и Бордюжу.

Пока Жеребов говорит, начальник штаба полка сооружает на столе президиума целую батарею из коробок, в которых, как всем уже известно, нагрудные знаки, медали и подарки.

На сцену вызывают старшину сверхсрочной службы Тузова. Одетый в новую парадную форму, старшина, позванивая регалиями, идет своей спокойной пружинистой походкой к столу президиума и под аплодисменты зала получает из рук командира медаль первой степени «За безупречную службу в Вооруженных Силах СССР» и удостоверение к ней — яркую красную книжечку. «Двадцать лет Тузов прослужил в армии, — мелькает в моей голове. — Это столько, сколько я живу на свете. Страшно подумать!»

— Старшина Тузов — самый старый ветеран нашей части, — говорит майор Жеребов, прикалывая к его груди серебряную медаль, на которой выгравирована и залита красной эмалью пятиконечная звезда.

И снова гремят аплодисменты. Когда они смолкают, старшина четко поворачивается к собравшимся в зале и, приложив руку к головному убору, чеканит:

— Служу Советскому Союзу!