Готовность номер один

Удачно маневрирую. В крыле пробоины, но самолет идет нормально. Вдруг справа удар по бронестеклу. В кабину летят осколки. А "мессер" отваливает с набором высоты. Одно мгновение без маневра и опять - удар под самым полом кабины. Мне показалось, что оторвало ногу. Смотрю в кабину и не ощущаю ее. Шевелю ногой - цела. И тут сверху опять удар, как палкой по голове.

Темнеет и все плывет перед глазами. Усилием воли отгоняю противное ощущение полуобморока. Словно в тумане различаю приборы. Пробую управление, самолет послушен. "Значит еще не все... Поближе, давай к матушке-земле, пока не поздно..."

С крутым доворотом ухожу влево вниз на бреющий полет.

"Добить не успеют... Скоро Донец.. Сяду у своих..."

"Мессеры" почему-то отстают.

Вот и Донец. Мелькают крыши домов и сады городка Красный лиман. Позади последние домики.

Шасси! (Почему я решил садиться на колеса не понимаю до сих пор. Ведь это опасно: самолет весь избит и неизвестно, какая площадка). Выпускаю шасси и сажусь. Как ни странно все в порядке.

Открыл фонарь. Не успел вылезти из кабины, к самолету подскакивают два всадника и кричат:

- Подожди, не вылезай!

Девушка с медицинской сумкой взбирается на крыло.

- Весь в крови, - говорит она.

Удивляюсь, откуда может быть кровь. Девушка помогает мне снять шлемофон.

Ее и мои руки становятся красными от крови.

- Сиди спокойно,- говорит она, - пока не перевяжу.

Перевязали меня на скорую руку. Усадили верхом на лошадь и привезли в кавалерийскую часть.

Там уже врач обработал рану по всем правилам. Ранение оказалось пустяковым.

- Осколки бронебойной пули задели голову, - сказал врач. - На земле еще куда ни шло, а в воздухе...

Кавалеристы притащили тарелку наваристого борща.

- Перекуси, браток, и поспи пару часов. Телеграмму в полк мы уже дали. Скоро будет самолет.

Часа через три прилетел Саша Гуржиев на санитарном самолете. С начала войны он летал в полку на бомбардировщике, а теперь, после ранения, его перевели на санитарный самолет. Вместе с ним прилетел Тима Гуржий. Все штурманы убыли в другие полки. А Тима остался, хотя и адьютантом эскадрильи, но все же в своем родном 210-м полку!

Входят они в избу и, слышу, спрашивают:

- Где тут наш Локаткин?

Отвечаю:

- Здесь только я, а Локаткина нет. Погиб он...

- Вот так штука! - восклицает Тима. - Да ведь эта забинтованная голова и вправду принадлежит Сивкову!

- А мы тебя уже похоронили, - говорит Саша Гуржиев. - Паша Старцев сказал, что видел, как ты врезался в землю на берегу Донца...

- Это был самолет Васи... А я вот пока здесь...

Летим домой. Тошнит и выворачивает всего наизнанку.

- Что это со мной? - говорю ребятам. - Никогда такого не было даже в воздухе.

- Так бывает после контузии, - отвечает Тима. - Ничего, до свадьбы заживет!..

Первый раз в жизни очутился я в лазарете. Пробыл там целых три дня. Время коротал вместе с опытным летчиком, командиром звена Иваном Карабутом. Его самолет подбили накануне. Сел он на вынужденную на нейтральной полосе.

Иван рассказывал:

- Угораздило же сесть у такого изгиба линии фронта. По одну сторону наши, по другую - фрицы. Пополз до своих, фрицы начали поливать из пулеметов.

Хорошо, что Иван Ерошкин выручил. Он с истребителями прикрывал нашу группу. Покружился на своем "ишачке" надо мной, видно, понял в чем дело, и давай бить из пулеметов по лесочку, где засели фрицы. Вот тогда и пополз я быстро до своих, но осколок все же угодил в ягодицу.

После лазарета еще болтались мы без дела с Иваном. Ему нельзя сесть из-за ранения в кабину самолета. Он мог только ходить или лежать на боку, даже пищу принимал стоя. А я шлемофон надеть не мог...

Жаркий июльский день. Мы проводили ребят, улетевших на очередное боевое задание. И, понурив головы, бредем к землянке. Там прохладно и можно, пока возвратятся наши ребята, подождать минут сорок.

Вблизи землянки торчат редкие сосны без макушек. И до них дотронулась жестокая война.

Настроение у нас с Иваном - хуже не придумаешь. Хоть занятие какое-нибудь полезное найти. Но ничего путного в голову не приходит. Слышим, подъехала грузовая машина.

Выходим из землянки. В кузове трехтонки много девчат в военной форме.

- Артисты, что ли приехали? - говорю Ивану. - наверное фронтовая бригада.

- Артисты, те приезжают в гражданской одежде.

Из кабины трехтонки вылезает комиссар Лещинер.

- Знакомьтесь, - говорит он нам и улыбается ямочками вокруг рта. - Это наши новые оружейные мастера.

Иван тихо говорит:

- Интересно, как они будут поднимать стокилограммовые бомбы...

Из кузова, тем временем высыпали одинаковые, как лепестки роз, раскрасневшиеся на жаре девушки, защебетали на разные голоса, разбирая свой немудреный багаж.

Прибыли к нам в полк девушки вместо ребят, которые ушли в десантные войска. Вместе с девушками с оказией приехал и наш фронтовой почтальон Корецкий. Он вручает нам письма от Феди Картовенко и Васи Морозова из госпиталя. Оба они были ранены в июне в одном из боевых вылетов.