Готово сердце мое, Боже. Беседы о псалмах

По объёму псалом небольшой, но очень проникновенный и мощный. В нём мы видим интересное свойство пророков: они говорят о событиях духовных, которые происходят не в нашем временном, а в ином измерении. И при этом отмечают, как духовные вещи выражаются во внешних обстоятельствах – на физическом уровне.

Заметно это и в шестом псалме. Тут чувствуется взаимодействие Божественных сил – и души самого псалмопевца, оказавшейся в тяжких обстоятельствах.

То, что испытывает царь и пророк Давид, не назовёшь переживанием: это буквально горнило внутренних страданий – и из него выплёскивается покаянная молитва к Богу. Царь Давид предстаёт перед Творцом и обращается к Нему: Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене (2).

Молитва его складывается необычно: он ни о чём не просит, а как бы предваряет прошение, чтобы Бог не обличил его в ярости и не наказал в гневе.

Понятие обличиши имеет глубокий смысл. Мы теперь понимаем «обличение» как доказательство вины преступника. Порой человек совершает беззакония – и рассчитывает на безнаказанность. Чтобы подтвердить его вину, иногда приходится собирать целые тома документов.

У Бога обличение – совершенно иное: Господь Всевидящий, Создателя ни в чём не надо убеждать; Его обличение нужно самому преступнику, чтобы тот осознал, что натворил.

Царь Давид силой Божией благодати постиг, каким беззаконником является перед Богом, увидел в истинном свете собственные неправильные поступки, маловерие, малодушие, увлечение роскошью жизни. Тут можно многое перечислять. И прежде чем просить о чём-то Господа, пророк молит Его: «Не в ярости Твоей обличай меня, не во гневе Твоём наказывай меня!»

«Ярость» Бога – это, конечно, выражение условное. Из опыта того же царя Давида мы знаем: «Щедр и Милостив Господь, Долготерпелив и Многомилостив. Не до конца прогневается, ниже во век враждует». Это прекрасно сказано в псалме, который поётся на литургии[62].

Пророк не отрицает этого своего опыта, но говорит о том, что недостоин милости Божией, а заслуживает Его ярости, то есть сильнейшего проявления недовольства. Ярость всё сметает на пути – и псалмопевец объясняет это на духовном языке.

Преступник обличён. Дальше обычно следует приговор, за ним – наказание. Царь Давид видит, что никуда не годен перед Господом, и просит, чтобы Бог не наказывал его в гневе – тоже очень сильном чувстве.

Так предваряет пророк молитву – и это уместно. Мы по себе знаем, как иногда не можем приступить к Господу, обратиться к Нему. Скорбим, переживаем, томимся. И преподобные отцы советовали в подобных случаях: «Ты Божию Матерь попроси! Она умолит Сына, а потом уже подходи к Христу!»

Это правильно. Почему святые – помощники нам? Да потому, что заступаются за нас, даже когда мы Бога прогневили и не смеем глаза поднять на небо – подобно мытарю из евангельской притчи. Он только бил себя в грудь и говорил: «…Боже! будь милостив ко мне грешнику!»[63] Так и царь Давид просит: «В гневе Твоём не накажи меня!»

Дальше, собственно, начинается молитва: Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь, исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя (з). В слове «помилуй» звучит глубокое смирение. Пророк понимает: его природа совершенно не исправлена, заражена пороками. Грех всегда расслабляет человека изнутри. Когда наступает согрешение, у нас начинается немощь: трудно помолиться, прийти в церковь, припасть к священнику в покаянии.

У пророка Давида правильный строй молитвы. Он открывает: хочу исправиться – и не могу по немощи.

Христос сказал апостолу Павлу: «…сила Моя совершается в немощи»[64]. И у пророка Давида здесь верный подход – как образец для нас, кающихся: «Я немощен, у меня нет дерзновения к Тебе, Боже, не родился спасительный дух покаяния». Это начало раскаяния. А немощен – значит, болен, а если болен – исцели меня, Господи!

Исцеление – это возможность обрести силы, которые Бог всегда даёт человеку. Вспомните прокимен в таинстве Соборования: «Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь». Он взят из шестого псалма, который помогает нам строить молитву.

Дальше пророк усугубляет покаяние: яко смятошася кости моя. Кости – это основа нашей телесной природы. Отними их – и во что превратится тело? В бесформенную массу.

В душе Давида – глубокое покаяние и ведение, потому и рождаются у него такие сильные образы. Мне они очень нравятся. Он словно окидывает себя взглядом и видит: нет ничего, за что можно было бы зацепиться, ухватиться, опереться рукой.

И душа моя смятеся зело: и Ты, Господи, доколе? (4). Сначала пророк говорит о телесном состоянии, а теперь переходит к природе духовной. Древние римляне утверждали: в здоровом теле – здоровый дух. Но если в теле нет никакой крепости – какой в нём дух? Кости смятеся – и душа тоже.