- Послушайте, этот культпоход вас ни к чему не обяжет. Кстати, давай на «ты».
- Нет.
Знаев улыбнулся.
- У вас твердый характер, Алиса. Но все-таки вы неправильно говорите «нет». Вы, Алиса, вкладываете слишком много страсти… Нет! О, нет! - спародировал Знаев и проделал патетический жест. - «Нет» - очень сложное слово. Я, Алиса, годами тренировался, чтоб научиться его произносить. Негромко, спокойно, с сознанием собственной внутренней силы… Есть и другие хитрости, мелкие, но важные…
- Какие?
- Расскажу по дороге. Тронемся в пять часов. Встретимся там же, у входа в наш ресторан…
- «Наш»?
- Конечно. Мы провели там первый совместный вечер. Считаю, что это хороший повод, чтоб считать ресторан «нашим»…
Он вдруг позволил себе податься вперед и наклонить голову. Захотел понять ее запах. Не тот, обычный - духи, пудра, лак для волос, чем еще они себя умащивают, - а настоящий, кожей выделяемый. Бывает же, что в метре от нарядной самочки теряешь голову от парфюма, а сближение на дистанцию, близкую к интимной, вдруг погружает тебя в постыдные ароматцы белья, торопливо выстиранного скверным мылом и высушенного феном за пять минут до выхода в свет. Или же помады, изготовленной из вазелина пополам с гуашью. Или, чаще, наждачного перегара какой-нибудь гадкой «Балтики номер три».
Между тем как молодая женщина, в подлиннике, под слоем духов и дезодорантов, обязана пахнуть исключительно яблоками.
Рыжая мгновенно отодвинулась, но он успел. Поймал ноздрями то, что желал. Действительно, яблоко. Сахар, воздух, солнце (ведь его лучи тоже пахнут) - все смешано в наилучшей, благодатной пропорции. Повезло тебе, Знайка. Даже странно, что тебе так повезло. Девочка - свежее свежего - стоит напротив и ждет, что будет дальше.
Если бы знать.
3. Пятница, 15.15 - 21.30
В это время дня он обычно дремал. Летом - с трех до половины пятого. Зимой, когда спит все живое - немного больше. Но сейчас мысль об отдыхе пришлось оставить.
Вчера - два часа в ресторане, сегодня - поездка в театр, это еще минимум четыре часа, нельзя так обходиться с драгоценным временем. Оно любит, когда любят его. В точности так же, как и деньги.
Знаеву легко было укротить деньги. Когда они появились, первые, настоящие, большие (в девяносто втором, что ли, очень, очень давно), бывший гитарист уже хорошо отдавал себе отчет в том, что главное - не заработать, а удержать. Самая коварная статья расходов - так называемые «скрепки». Мелочи. Копеечные траты, о которых сразу забываешь. Подобным же образом норовит исчезнуть и время. Пять минут там, пятнадцать здесь, бестолковый разговор, затянувшийся обед, потерянные минуты складываются в часы, в дни, в годы; кому-то, наверное, такая непримиримая арифметика, может, покажется выражением склонности к мазохизму, однако банкир давно привык. И когда, например, бывшая жена упрекала его в том, что за секундами и минутами он не видит жизни, как за деревьями - леса, он только снисходительно кривил губы. Он все видел. И лес, и деревья, и саму жизнь.
Принял душ (восемь минут). Позвонил Жарову - напомнил, что сегодня предстоит ВЕСЕЛЬЕ. Позвонил прорабу. По случаю пятницы тот уже лыка не вязал, однако банкир не обиделся. Строителям можно и злоупотребить. У них работа вредная. Почти такая же вредная, как у банкиров.
Прораб был никакой не прораб, а глава строительной фирмы, взявшей подряд на подготовительные работы по возведению супермаркета. Прорываясь сквозь алкогольные вздохи и невнятные восклицания собеседника, Знаев еще раз повторил, что закладка первого камня намечена на вторник, пожелал приятных выходных и отключился, не дослушав тоскливые возражения и жалобы (помимо магазина, прораб вел еще четыре объекта и в сезон, с апреля по ноябрь, работал без выходных).
Без четверти четыре вызвал Горохова, вдвоем провели короткое энергичное совещание. Обсчитали прошедшую неделю. Обнаружили неплохую, даже с учетом летней стагнации, прибыль. Еще раз обсудили неожиданный куш, двести тысяч, подарок убиенного незнакомца. Полученные, в обмен на небольшой гонорар, из милицейских архивов справки утверждали, что покойный владелец депозита, пятидесятилетний русский мужчина, официально нигде не работал, не имел ни жены, ни детей, - из родственников только мать, глубокая старуха, проживающая в двух тысячах километров от столицы. Теоретически бабушка должна была прибыть в Москву, вступить в наследство и сказочно, на склоне лет, обогатиться, но что-то подсказывало банкиру, что она не приедет. Порешили, как обычно в таких случаях, ничего не делать - ждать.
Далее Алекс Горохов был отпущен домой, в семью. Ценнейший и старейший сотрудник, облеченный абсолютным доверием, он имел свободный график, приезжал и уезжал когда хотел, босс давно его не контролировал, спрашивал только результат; Горохов имел три рабочих кабинета - в банке, в городской квартире и в загородном доме, - из процесса не выключался никогда. Очень уставал - но Знаев был убежден, что беда его заместителя не в загруженности, а в никотине.