Наконец из джипа на Предмостовую выбрались два широкоплечих амбала, а следом за ними лакированными туфельками ступила на снег и мадам Брутская. Она выпрямилась, захлопнула дверцу, тряхнула полами белого норкового манто. Когда она сделала пару шагов вперед, я поняла, что даме далеко за семьдесят. Волосы идеально покрашены в белокурый цвет, на лицо нанесен толстый слой косметики, но сморщенные руки выдавали «молодку» с головой!
Бабуля дала знак своим охранникам ждать ее в стороне, а сама процокала к нам поближе. Злые, ярко накрашенные глаза скользнули по Марку, внимательно изучили меня.
– Был уговор, что ты придешь один, – прокаркала Элеонора. – Кто это?
– Мать Ромы.
То, что я не подпрыгнула на месте и не схватила Марка за грудки с требованием разъяснить мне, какого черта здесь происходит, еще не значило, что слова моего попутчика меня не удивили.
– Нора, давай ближе к делу.
Старуха еще раз пробуравила меня глазами, а потом спросила.
– Привез картину?
– Привез.
– Давай сюда!
– Сначала ребенок!
– Сначала картина! – заявила бабка. – Ребенок в машине. Получишь его, как только я удостоверюсь, что картина настоящая.
Марк не шелохнулся.
– Обманывать не буду. Мне достаточно взглянуть на полотно. В противном случае никакого обмена не будет!
Молча Марк протянул Элеоноре тубус. Бабулька тут же сцапала черную трубу и затеребила шелковые тесемки. Ее узловатые пальцы, унизанные тяжелыми перстнями, с необычайным проворством открывали футляр и выудили из нее скрученное в рулон полотно.
Я внимательно следила за Элеонорой. С придыханием и трепетом она развернула картину и уставилась на нее. Ее накрашенные глаза были поочередно маслянистыми… удивленными… злыми… потом она отшвырнула от себя холст и заорала:
– Ты вздумал меня дурить?!
– Что? – взвился Марк.
– Что ты мне притащил?! Что это? – топала ногами старуха, раздирая каблуками упавшую под ноги картину. – Что это такое? Ты притащил мне подделку?! Думал, что я не замечу? Думал… – она захлебнулась собственными словами. – Ты кретин! У меня же твой сын!
– Нора, этого не может быть! – Марк кинулся к ней, выхватил из-под ног картину. – Это полотно… То самое… Я сам выкрал его у Давыдова…
– Не знаю, у кого ты его там украл! – сучила Элеонора сухими кулаками в воздухе. – Но у меня твой сын, и ты пожалеешь о своей выходке! Ой, как пожалеешь!
– Нора, постой, это какая-то ошибка!
– Да, именно ошибка! Ты совершил большую ошибку, вздумав со мной шутить!
– Клянусь тебе, это та самая картина, которую я украл у Давыдова! Она, и никакая другая!
– Тогда разуй глаза, дурень! – прокаркала она. – Сам должен разбираться в таких вещах. То, что ты мне привез, – жалкая подделка, не стоящая и гроша ломаного!
– Нора, но…
– Даю тебе срок два дня. Если через двое суток у меня не будет картины, то своего сына ты увидишь только мертвым! Место и время встречи те же! – сказала старуха, махнула подолом шубы и залезла в джип. Бравые братки последовали за своей старой хозяйкой. Дверцы хлопнули, иномарки сорвались с места и, обдав нас снегом из-под колес, промчались мимо. Я только успела обернуться назад, как последнее авто из вереницы повернуло и скрылось из виду.
– Это конец, – произнес Марк, сел на промерзший парапет и схватился за голову. Таким своего попутчика я не видела еще никогда. Растерянный, подавленный, загнанный.
Я смотрела на него и не знала, что сказать, с чего начать, какой вопрос задать первым. А вопросов к Марку у меня было немало.
– О чьем сыне говорила Элеонора? Почему картина поддельная? Марк, что все это значит, черт возьми?! – наконец выговорилась я.
– О моем сыне. О моем сыне говорила Брутская! – не поднимая головы, ответил Марк. – Мерзкая старуха похитила моего сына!!! Она требовала картину, которую выставили на аукционе во Франции, в обмен на МОЕГО СЫНА!
– Как так? – опешила я.
– Вот так! Старая карга решила, что намного проще будет похитить ребенка и таким образом заставить меня красть для нее картину, чем раскошеливаться на сумму в несколько миллионов, чтобы приобрести ее на законных основаниях!
Я окончательно перестала что-либо понимать.
– То есть Элеонора похитила твоего сына и требовала, чтобы в обмен на ребенка ты выкрал картину у Давыдова?
– Именно.
– Но ведь ты работал на Мишу Кравца! Вместе с Ником вы должны были украсть картину и доставить ее в Тарасов для Григория Орлова!
– Все верно. Я и Ник, а еще Лева Самойлов, изначально мы должны были выкрасть картину для Орлова.
– Тогда при чем здесь Элеонора Брутская?!
– Она похитила моего сына и потребовала, чтобы я обманул своих напарников, оставил у себя оригинал картины и потом передал его ей в обмен на ребенка.
– То есть ты вел двойную игру? – дошло до меня.
– Именно!
– Но как?