Читаем Готтленд полностью

Сотрудники Карлова университета, с которыми она имеет дело, проявляют осторожность. Когда на приеме, устроенном в ее честь, почти всем становится известно, о ком она хочет писать, ее перекидывают из рук в руки как горячую картошку.

Большую отвагу, чем ученые, проявляют их жены. Жена завкафедрой чешской литературы признается Буханан, что муж пытается подступиться к Кафке, но пока у него ничего не получается. Он не раз за него брался, но так и не смог дочитать до конца.

— Представьте себе: он пробовал читать о том человеке, который превратился в насекомое. Но это так неестественно, так ужасно. Похоже, скорее, на вашу американскую литературу, у вас же там есть сайнс фикшн, да?

— Да.

— Но чешская литературная традиция подобных извращений не признает.

Жена другого сотрудника — архивариус — хочет сосватать американскую студентку своему сыну, который о Кафке не имеет ни малейшего представления. Мать решает прочитать «Процесс» и пересказать ему содержание, чтобы тот смог приятно поразить будущую невесту, — но быстро приходит в отчаяние. Постоянно возвращается к началу книги, поскольку ей кажется, что она пропустила, в чем же Йозефа К. обвиняют. Потом решает, что узнает это в конце, — увы, ничего ей узнать не удается. Потом приходит к убеждению, что объяснение автор зашифровал в подтексте, — но и тут ее ждет разочарование.

В конце концов она не выдерживает: «Сынок, это действительно чистое надувательство! Ни одной подсказки! По жанру это хоррор, и человек, прочитавший столько страниц, имеет право знать причину этого ужаса!»

Через два месяца в комнате Джой появляются два агента. Спецслужбы желают знать, не оказывалось ли на прохожих, которых она расспрашивала, какого-либо давления. И не отвечали ли они на вопросы анкеты, растерявшись от этого натиска.

Один из преподавателей советует американке по возможности избегать в работе о Кафке упоминания фамилии Кафки.

Он утверждает, что в Чехословакии люди прекрасно умеют обходить скользкие темы.

— Столько лет уже говорят о первой, довоенной чехословацкой республике и иногда упоминают, что тогдашний президент сделал то-то и то-то. Все знают, о ком речь, а фамилия Масарик не произносится ни при каких условиях. И это совершенно в порядке вещей.

Поэтому лучше говорить «этот писатель».

1992.

Историю американской студентки описал доцент кафедры американской литературы Карлова университета Радослав Ненадал. Сын довоенного офицера, 1929 года рождения. Сегодня один из лучших переводчиков с английского. Роман «Туда ходил К.» он закончил еще при социализме, в 1987 году, и отдал в издательство. Каким-то чудом еще до печати его содержание стало известно сотрудникам университета.

Полгода с Ненадалом никто не разговаривал.

Литературоведов чрезвычайно задел сюжет романа. Они понимали, что фабула вымышленна, и все же — как кто-то заметил — этот вымысел был правдивым.

Издательству не хватило смелости напечатать роман. Его опубликовали только после падения социализма, когда автор был уже на пенсии. В 1992 году, в издательстве «Франц Кафка».

Однако издательство «Франц Кафка» не смогло продать книгу. «Может, люди не были готовы к такому издевательству?» — задумывается автор. Поэтому полки магазинов сети «Дешевые книги» буквально завалены романом «Туда ходил К.».

Один экземпляр сегодня стоит столько же, сколько билет на трамвай.

— Если бы вы перевели его на польский, — говорит Ненадал, — или, на худой конец, пересказали в каком-нибудь из ваших журналов, может, тогда от него хотя бы что-то осталось.

— Без проблем.

<p>Фильм должен быть снят</p>

47

Корабль «Marine Tiger» плывет из Саутгемптона в Нью-Йорк. В тридцатиместной каюте, заполненной европейцами, сидят пражанка Ярка Мосерова и Шарка Шрамкова из Прахатице. Ярка рассказывает, какая у нее удивительная семья.

Ее бабушка обеим внучкам говорит «ты», а к дочери и сыну обращается в третьем лице. Дедушка с детьми — на «ты», но сын с ним — только на «вы», зато сестра у него — «она», а маму он называет по имени. «Пусть дочь подойдет ко мне… Сын хочет добавки торта?» Ярослава подражает бабушке.

— И непонятно, откуда эта мешанина, — говорит она Шарке.

03

Зденек Адамец просыпается раньше обычного и видит, что на столе еще нет бутербродов с сыром. Но мама уже положила ему чистые трусы (выглаженные накануне вечером), носки (постиранные) и термос с чаем (уже с сахаром). Сама она вышла на минутку в магазин.

47

— Сейчас я покажу тебе наши фотографии, — Ярка Мосерова вынимает из чемодана семейные фото и показывает их Шарке.

На каждом снимке — бегущая пожилая женщина. Она или отворачивает голову, или пытается заслониться рукой, или выворачивается всем своим дородным телом.

— Это моя любимая няня Хильда, — рассказывает Ярка. — Когда ее снимали на камеру или хотели сфотографировать, она убегала. У нас огромное количество кадров, где Хильда убегает. Она уже у нас не работает. Мы с сестрой обе выросли, а кроме того, она была судетской немкой.

03

У Зденека Адамеца сегодня урок физкультуры. Опять ничего не будет получаться.

Избыточный вес. Насмешки. Издевательства.

47

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза