Готы

Между 196 г., последним годом «нормальной частоты» находок ископаемых монет, и 220 г., годом кризиса Римской империи в правление Гелиогабала, на пребывавших ранее в состоянии относительного спокойствия территориях между Вистулой, Карпатами (Сарматскими, или Венедскими, горами) и Евксинским понтом появилась новая, воинственная и весьма динамичная сила. Первоначально эта новая сила действовала в качестве противовеса римлянам, стремившимся расширить сферу своего влияния за Данубий[66], вплоть до Бойугейма (современной Чехии). Вероятно, она сыграла определенную роль в переселении германских племен, известных впоследствии как аламанны, или аллеманы, из района севернее нынешних Судет[67] и Рудных гор на запад, а возможно, способствовала и волнениям, охватившим в период 214–218 гг. даков[68] и причинившим немало хлопот римскому императору Каракалле[69]. Этой не поддающейся ныне точной идентификации силой, скорее всего, были готы, ибо они как раз в период 220–230 гг., покинув дедьту Вистулы, завоевали себе очередную «новую родину». Эта третья, после «Скандзы» и «Готискандзы», страна пребывания готских мигрантов – «Ойум», или «Ауйом», о которой еще пойдет речь далее, располагалась на территории нынешней Южной России, в Северном Причерноморье (Припонтиде).

На первый взгляд, эти беспокойные, неугомонные, неутомимые готы были народом непосед. Однако при ближайшем рассмотрении они оказываются народом, которому потребовалось 200–300 лет на преодоление «дальней дистанции» от теперешней Южной Швеции до Черного моря, причем не настоящим кочевым народом, вечно пребывающим в пути, а народом, ставшим номадом поневоле и стремящимся к оседлости, но только в подходящем месте. И, судя по всему, прошедшим путь от «Скандзы» до Понта Евксинского не разом, а в три или даже в четыре этапа, с довольно продолжительными промежуточными остановками, или, как говорили наши предки, «поприщами».

Первым «поприщем» был Янтарный берег. Именно там готы впервые вступили на Европейский материк. Возможно, это произошло на месте нынешнего польского порта Гдыни, о чем говорит его немецкое название Готенгафен (Готенхафен, Готенгавен), т. е. «Готская гавань». Готы высадились там, чтобы сражаться – сражаться до победы, а победив, остаться на какое-то время на завоеванной территории. Иначе им пришлось бы сражаться непрерывно – или возвратиться восвояси.

Следующим «поприщем» стали, видимо, земли, расположенные в более удаленной от Янтарного берега материковой зоне, скорее на правом, чем на левом берегу Вистулы. Там, близ реки, близ моря, готы, готовые принять последующие волны переселенцев со «Скандзы», поддерживающие связи между «Готискандзой» и своей старой «скатинавской» родиной, пережили первую фазу консолидации и выжидания. Возможно, в этой фазе готы нуждались в передышке, чтобы вновь собраться с силами после жестоких схваток с соседями, вытесненными готами из центров торговли янтарем и отброшенных от побережья в глубь материка.

В период между 150 и 200 гг. по Р. Х. готами снова овладел дух дальних странствий. Судя по всему, начался масштабный, хотя и очень медленный, процесс постепенного отделения и отселения отдельных готских племенных групп, приведший вначале к незначительным, а затем к все более серьезным волнениям в дельте Вистулы. Свидетельства этого процесса имеют, главным образом, археологический характер и, к сожалению, не могут расцениваться как неоспоримые вследствие двух факторов: во-первых – торговли, способствовавшей переходу тех или иных изделий от одной народности к другой, и, во-вторых – этнических миграций, приводивших к соседству не только живых, но и мертвых представителей разных народностей, вплоть до возникновения смешанных захоронений. Эти два фактора поставили под вопрос однозначность этнической принадлежности погребальной утвари, характерную для погребений более спокойных эпох, характеризующихся куда меньшей мобильностью племен и народов.