Готы

Христианские и арабские хроники настолько противоречат друг другу, что именно из факта их противоречивости можно сделать следующий важный вывод. Вне всякого сомнения, пара сотен лишенных всякой реальной силы и надежды на успех, упорно сопротивлявшихся в очевидно безвыходной ситуации туземцев во главе с «безбашенным» вестготом действительно могли казаться маврам дикими, упрямыми ослами. Тем более, что во всей покоренной мусульманами Испании коренных жителей тогда особенно не притесняли, о чем свидетельствует хотя бы факт присутствия в арабском войске христианского епископа, выступающего в качестве парламентера и пытающегося убедить дона Пелайо в бессмысленности дальнейшего сопротивления: мол, плетью обуха не перешибешь… С другой стороны, совершенно очевидно и нечто другое. Даже обладающее подавляемым численным превосходством, возглавляемое опытными военачальниками, хорошо вооруженное, вплоть до метательных машин, арабское войско оказалось бессильным и неспособным одолеть небольшой отряд испанских «герильясов», искусно использующих особенности труднодоступной и труднопроходимой горной местности. Возможно, дона Пелайо вдохновлял пример из прошлого – стойкое сопротивление кельтиберов римлянам, о котором он мог знать из сказаний и книг, если, конечно, был обучен грамоте, – подобно тому, как мы знаем из книг о том, как о горные теснины Испании, обороняемые ее несгибаемыми в своем мужестве сынами, да и дочерьми, сломала себе зубы мнившая себя непобедимой армия Наполеона. Да и франкскому паладину Карла Великого – графу Роланду – с его верным другом Оливьером и воинственным архиепископом Турпином довольно солоно пришлось в Испании – не зря с тех пор и по сей день

Плачут сладкозвучные виолы,
Вспоминая сечу под Ронсевалем…[585]

(Песнь о Роланде)

Таким образом, Ковадонга, Священная Пещера, наряду с доблестной Нуманцией[586] и Ронсевальским ущельем, принадлежит к числу кровавых уроков, данных этой удивительной в своей своеобычности Испанией так называемым великим державам. И неважно, кто давал им этот кровавый урок – доримское население Иберии, баски-васконы или крепчайший этнический сплав, образовавшийся в горах Астурии из кельтов, свевов, готов с баскскими «вкраплениями»…

Конечно, в той тесной и узкой долине никак не могли уместиться 200 тысяч арабов с обозом, стрелометами и камнеметами. Они бы просто задохнулись в тесноте и давке и оставили отважных воинов Пелайо без работы. Однако значение той или иной битвы зависит не от числа участников. А от ее характера и последствий. С учетом же данного обстоятельства следует заметить, что горы, взирающие вниз на Ковадонгу, видно, не случайно носят имя Пикос де Эвропа, «Европейских пиков»[587]. Ибо именно в их сени дикий упрямец дон Пелайо выиграл одну из судьбоносных для Европы битв – не в один-единственный день победы при Ковадонге, но в течение последующих лет своего ожесточенного сопротивления арабам, своих неустанных боев за северный краешек потерянного, казалось бы, субконтинента. Пикос де Европа предстают перед нами высочайшими башнями неприступной крепости. Ибо «в Ковадонге, на одном из подступов к крепости, Пелайо в 722 г. устоял перед мусульманами, распространившими свое господство на весь мир от Индии и до Атлантики. Именно там и родилась Испания» (Клаудио Санчес Альборнос).

Хотя точная дата победы Пелагия над сарацинами при Ковадонге все еще не установлена, поскольку наметившийся в ходе борьбы перелом наступил не только в день той ставшей знаменитой, но отдельно взятой битвы, но и в ходе целой серии отличавшихся большей или меньшей ожесточенностью боев испанских «герильясов» с маврами в 718–722 гг., ясно одно. Эти «схватки христианского Давида с мусульманским Голиафом» имели государствообразующее значение. Подобно тому, как французская королевская династия Капетингов была основана малоизвестным графом Эдом, отличившимся героической обороной города Парижа от норманнских викингов, так и победы при Ковадонге оказалось достаточно для того, чтобы малоизвестный дотоле Пелагий-Пелайо стал царем не подчинившихся маврам вестготов.

В данной связи важно обратить внимание на сообщения арабской хроники о годах, проведенных Пелагием в заложниках у мавров. Ибо в заложники арабы, да и не только они, обычно предпочитали брать отпрысков самых знатных семейств покоряемых ими земель и народов. Астурийским краеведам удалось установить, что Пелагий-Пелайо был родственником царя вестготов Хиндасвинда (Хиндесвинда) и что вестготский царь Витица (смещенный впоследствии злополучным Родерихом) приказал, по внутриполитическим соображениям, убить отца Пелагия – Фавилу. Коль скоро это так, то доказательства прямого преемства новой, основанной Пелагием династии с доарабскими царскими родами вестготов – налицо.