Готы

А вот между самими вестготами начались кровавые «разборки». Атаульф, осматривавший своих любимых скакунов в конюшне, был заколот ударом в спину собственным конюхом, обиженным на своего царя и работодателя, мстя за какую-то мелкую (с царской точки зрения, естественно) личную обиду. Возможно, впрочем, его использовала «втемную» некая таившаяся в тени престола группа заговорщиков из среды антиримской либо антибалтской оппозиции. Ибо после гибели Атаульфа царский престол занял не ближайший родственник убитого из рода Балтов, а некий выскочка-бахвал по имени Зингирих (Зингерих, Зигерих, Сингирих). Причем, не дожидаясь решения тинга — собрания «народа-войска» (соответствовавшего у готов, как и у всех древних германцев, агоре греков гомеровской эпохи или славянскому вечу). Балт Атаульф был заколот в готской царской конюшне города Баркилоны. Ибо к тому времени вестготы, убедившись в неспособности прокормиться на отведенных им владыкой западной части Римской империи скудных землях тектосагов, протянули свои щупальца через Пиренеи в «римскую» Испанию — страну своей будущей трудной судьбы. Следует заметить, что эта новая родина вестготов была к тому времени «римской» лишь по названию. Еще в 409 г. в Испанию вторглись вандалы, аланы и свевы. Поэтому римляне, осознав, что эту территорию им собственными силами уже не удержать, скрепя сердце, передали ее вестготам. Которые, в качестве «федератов» империи, обещали Риму защищать переданные им земли от других «варварских» народов. А также от местных крестьян-повстанцев — багаудов. И от союзников багаудов — древнего иберийского племени васконов (предков современных басков и гасконцев). Издавна отличавшихся крайней драчливостью (вспомним гасконца д'Артаньяна!) и не замедливших вступить в конфронтацию с вестготами.

По мнению некоторых историков — например, Германа Шрайбера — Сингирих (то ли вестгот, то ли остгот, как и его брат Сар — неоднократно упоминавшийся выше враг Алариха) был, так сказать, «готским националистом». Человеком, имевшим немало сторонников среди готской «непримиримой оппозиции». Ярким представителем «староготской партии», отвергавшим любые связи с Римом и тосковавшим по временам прежней готской вольности времен грабительских набегов в стиле позднейших казаков, походов готских «вечных странников» за «зипунами». Зигирих прекрасно понимал, чего хотели Атаульф и его «ромейская» красавица-жена — сделать вестготов оседлым народом, заставить их пахать, сеять, жать, молотить и вообще трудиться в поте лица своего — дабы обеспечивать Галле Плацидии и ее окружению комфорт, роскошный образ жизни, привычный ей со старо- и новоримских времен. Пришедший к власти Зингирих не скрывал своего твердого намерения положить этим «римским безобразиям» конец, раз и навсегда.

Первым делом он без долгих разговоров превратил Галлу Плацидию, вдову своего предшественника на вестготском царском престоле и законную вестготскую царицу, снова в бесправную полонянку (каковой она была, по мнению некоторых авторов, до брака с Атаульфом). Если верить современникам, дочери императора римлян, родившей царю Атаульфу в законном браке сына, пришлось босой, подоткнув подол, двенадцать миль идти пешком перед свирепым узурпатором, гордо восседавшем на коне (наверно — белом или вороном) и любовавшимся безмерным позором знатнейшей римлянки и всего римского, в ее лице. Однако публичное унижение семени Феодосия Великого на пыльной испанской (впрочем, ее уже можно было назвать каталанской, ибо нынешняя Каталония-Каталания получила свое название от Готалании-Готоалании — земли, захваченной готами и аланами) дороге было еще не худшим из злодеяний, совершенных Зингерихом. Он повелел убить детей Атаульфа от первого брака (не имевших ничего общего с Римом и римлянами), как ни старался мужественный священник отговорить тирана от «иродова злодейства». Он убил бы и сына своего предшественника от Галлы Плацидии, но младенец успел умереть собственной смертью через месяц после рождения. Как бы то ни было, живых наследников у Балта Атаульфа не осталось.

Зингерих правил вестготами всего неделю. Успев пролить в Баркиноне-Баркилоне потоки крови. Нам сегодня трудно объяснить такую кровожадность, не уступающую кровожадности франкских царей из рода Меровингов (даже с учетом того обстоятельства, что в свое время брат Зигериха — Сар — ненавистник Алариха — пал в битве с Атаульфом). Она как бы предвосхитила зверские нравы надвигавшегося на античный мир жестокого, бесчеловечного Средневековья. И в то же время ознаменовала собой его неумолимое приближение — нет, даже его наступление, приход. С тех пор в Испании и Галлии (получившей имя Франкии-Франции от покоривших ее к тому времени франков) всякий раз, когда разгоралась борьба за престол, совершались убийства перед вратами храмов, да и в самих храмах. А проблемы, остававшиеся нерешенными с помощью меча, как правило, решались с помощью кинжала или яда.