Читаем Говори полностью

Мистер Шея кивает мне. Я беру свой доклад, словно собираюсь прочесть его вслух. Я стою, а листочки дрожат, будто от ворвавшегося сквозь закрытую дверь ветра. Я поворачиваюсь и срываю с доски свой постер.

СУФРАЖИСТКИ БОРОЛИСЬ ЗА ПРАВО ГОВОРИТЬ. НА НИХ НАПАДАЛИ, ИХ АРЕСТОВЫВАЛИ, БРОСАЛИ В ТЮРЬМУ, ТАК КАК ОНИ ОСМЕЛИВАЛИСЬ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ХОТЕЛИ. ТАК ЖЕ КАК И ОНИ, Я ЖЕЛАЮ ОТСТАИВАТЬ СВОИ УБЕЖДЕНИЯ. НЕЛЬЗЯ ПРИНУЖДАТЬ ЧЕЛОВЕКА ПРОИЗНОСИТЬ РЕЧИ. Я ПРЕДПОЧИТАЮ ХРАНИТЬ МОЛЧАНИЕ.

Класс читает в гробовой тишине, кое-кто шевелит губами. Мистер Шея поворачивается, чтобы узнать, на что это все уставились. Я киваю Дэвиду. Он выходит вперед, становится рядом, и я отдаю ему свою коробку.

Дэвид: Мелинда получила задание представить классу свой доклад. Она сделала копии, чтобы каждый мог ознакомиться.

Он раздает копии доклада. В канцелярском магазине я заплатила за все про все 6,72 доллара. Я собиралась сделать титульный лист и раскрасить его, но, поскольку в последнее время у меня напряженно с карманными деньгами, я просто помещаю название сверху на первой странице.

Мой план состоит в том, чтобы постоять перед классом отведенные мне на презентацию пять минут. Суфражисткам тоже приходилось планировать и хронометрировать свои акции протеста. У мистера Шеи другие планы. Он ставит мне D и ведет к начальству. Я совсем забыла, что суфражисток тоже бросали в тюрьму. Да уж. Я отправляюсь в тур по кабинетам школьного психолога, Самого Главного и снова зарабатываю ВОЗШМ. У меня в очередной раз Проблемы с дисциплиной.

Мне нужен адвокат. В этой четверти я появлялась в школе каждый день, просиживала задницу в каждом классе, выполняла домашнее задание, не жульничала на тестах. И тем не менее опять получаю ВОЗШМ. Они не могут наказывать меня за нежелание говорить. Это несправедливо. Что они обо мне знают? И где уж им понять, что творится у меня в голове? Разряды молнии, детский плач. Застигнутая лавиной, распятая страхами, придавленная грузом сомнений и вины. Боли.

Стены в комнате для ВОЗШМ по-прежнему белые. Энди Чудовища здесь нет. Спасибо Тебе, Господи, за эту малую милость. Мальчик с лимонными волосами, в данный момент, похоже, вступивший в контакт с пришельцами, мирно дремлет; две девочки-гота в черных бархатных платьях и живописно продранных колготках обмениваются улыбками Моны Лизы. Они прогуляли школу, чтобы постоять в очереди на убойный концерт. ВОЗШМ не самая большая цена за десятый ряд, места 21 и 22.

Я медленно закипаю. Адвокаты по телику всегда советуют своим клиентам молчать. Копы обязательно говорят такую вещь: «Все, что вы скажете, может быть использовано против вас». Самооговор. Я нашла это в словаре. Словарное слово на три очка. Тогда почему взрослые устраивают такой кипиш по поводу того, что я не говорю? Может, я не хочу оговаривать себя. Может, мне не нравится звук моего голоса. Может, мне нечего сказать.

Мальчик с лимонными волосами падает со стула и просыпается. Девочки-готы ржут. Мистер Шея втихаря ковыряет в носу. Мне нужен адвокат.

Совет от шутника

На уроке обществознания Дэвид Петракис передает мне записку. Напечатанную. Он считает ужасным, что мои родители не засняли уроки мистера Шеи на видео и не поддержали меня, как сделали предки Дэвида. Так приятно знать, что тебя хоть кто-то жалеет. Более того, родители вообще не в курсе произошедшего. Хотя все тайное скоро станет явным: уже на ближайшей встрече со школьным психологом.

Я думаю, что Дэвиду надо быть судьей. Его последнее карьерное устремление — стать гением в области квантовой физики. Я не знаю, что это значит, но, по словам Дэвида, его отец в ярости. Его отец прав. Дэвид создан для права: убийственное спокойствие, мозги с турбонаддувом и умение видеть слабости.

Он останавливается возле моего шкафчика. Я говорю ему, что мистер Шея поставил мне D за доклад о суфражистках.

Дэвид: У него есть на то основания.

Я: Это был замечательный доклад! Ты его читал. Я составила библиографию и ничего не содрала из энциклопедии. Лучший доклад в моей жизни. Я не виновата, что мистер Шея не понимает искусства перформанса.

Дэвид замолкает, чтобы предложить мне жвачку. Отвлекающий маневр вроде тех, что любят присяжные.

Дэвид: Но ты не поняла главного. Задача суфражисток в том и состояла, чтобы говорить громко, высказаться в защиту своих прав. Ты не можешь высказаться в защиту права молчать. Так ты позволишь плохим парням победить. Если бы суфражистки поступали, как ты, женщины до сих пор не имели бы права голоса.

Я выдуваю пузырь прямо ему в лицо. Он складывает обертку от жвачки в крошечные треугольники.

Дэвид: Не пойми меня неправильно. По-моему, то, что ты сделала, было очень круто и устроить тебе ВОЗШМ жутко несправедливо. Но не надейся, будто хоть что-то изменится, пока ты не выскажешься в свою защиту.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза