Читаем Говори полностью

Я беру еще печенье. Не могу оправиться от шока, что у меня в комнате гость. Мне хочется выгнать Хизер взашей: ведь когда комната снова опустеет, будет невыносимо больно. Хизер говорит, что я оказалась очень проницательной: «…такой проницательной, Мел, что послала к черту эту дурацкую группировку. Весь этот год был просто ужасным. Я проклинала их каждый божий день, но у меня не хватило духу послать их, как это сделала ты».

Она полностью игнорирует тот факт, что я никогда не была принята в их круг и что именно она послала меня к черту, не дав мне возможности остаться даже в тени великолепия Март. Мне кажется, что в комнату вот-вот ворвется парень в бледно-лиловом костюме, с микрофоном в руках и заорет: «Еще один миг альтернативной реальности Пубертатного периода!»

Я по-прежнему теряюсь в догадках, что означает ее появление здесь. Она слизывает крошку от печенья и переходит к делу. Она и другие Младшие Марты должны украсить для выпускного вечера бальный зал «Холидей инн». Мег-и-Эмили-и-Шивон, естественно, не могут помочь; им надо сделать маникюр и отбелить зубы. Горстку привилегированных Младших Март вывел из строя мононуклеоз, в результате чего Хизер осталась одна-одинешенька.

Я: Тебе что, надо украсить все это? К субботнему вечеру?

Хизер: На самом деле мы не сможем приступить к работе до трех часов пополудни из-за какой-то там дурацкой встречи дилеров «Крайслера». Но я знаю, что мы справимся. Я поспрашиваю и других ребят тоже. Ты, случайно, не знаешь кого-нибудь, кто мог бы помочь?

Если честно, то нет, но я тяну резину, напустив на себя задумчивый вид. Хизер принимает мое молчание за знак согласия, типа, я буду счастлива ей помочь. Она соскакивает со стула.

Хизер: Я знала, что ты поможешь. Ты классная. Вот что я тебе скажу. Я твоя должница. Я у тебя в неоплатном долгу. А что, если на следующей неделе я приду и помогу тебе переделать интерьер комнаты?

Я:

Хизер: Разве ты сама не говорила мне, что ненавидишь свою комнату? Ну, теперь я понимаю почему. Уже одно то, что надо просыпаться здесь каждое утро, может вогнать в депрессию. Мы расчистим эту помойку. (Она пинает пушистого кролика, спящего в моем халате на полу.) И избавься от этих занавесок. Может, сходим вместе за покупками. Твоя мама даст тебе свою «Американ экспресс»? (Она сдвигает занавески в одну сторону.) И хорошо бы не забыть помыть окна. Цвет морской волны и шалфея — именно то, что нужно, вечная классика и одновременно женственно.

Я: Нет.

Хизер: Ты хочешь чего-нибудь побогаче, типа баклажанного или темно-синего?

Я: Нет, я еще не выбрала цвет. Но я не это хотела сказать, я хочу сказать «нет», я не стану тебе помогать.

Она снова падает на стул. «Ты просто обязана мне помочь».

Я: Нет, не обязана.

Хизер: Но почему-у-у-у?!

Я кусаю губу. А хочет ли она узнать правду? Услышать, что она эгоцентричная и холодная? Что я надеюсь, что Старшие Марты наорут на нее? Что я ненавижу цвет морской волны, и вообще, это не ее собачье дело, грязные у меня окна или нет? Я чувствую спиной крошечные носики-пуговицы. Кролики говорят, надо быть доброй. Врать.

Я: У меня свои планы. Должен прийти специалист по деревьям, поработать над дубом перед домом. Мне надо покопаться в саду, и, кроме того, я знаю, что хочу здесь сделать, и баклажанный цвет мне не нравится.

Здесь наполовину правда, наполовину импровизация. Хизер хмурится. Я открываю грязное окно и впускаю в комнату свежий воздух. Ветер раздувает мне волосы. Я заявляю Хизер, что ей пора уходить. Мне надо заняться уборкой. Она с хрустом раздавливает зубами печенье и не говорит «до свидания» моей маме. Какое свинство!

Сто один способ правильного общения

Я делаю успехи. Я зажигаю. Я не знаю, в чем тут дело: то ли в том, что я дала отпор Хизер, то ли в том, что я сажаю бархатцы, то ли в выражении маминого лица, когда я прошу у нее разрешения переделать свою комнату. Пришло время побороться со своими демонами. После холодной зимы яркое солнце творит чудеса с моими мозгами, заставляя чувствовать себя сильной, даже если это не так.

Я должна поговорить с Рейчел. Я не могу сделать это на алгебре, а после английского ее уже поджидает Чудовище. Но время самостоятельных занятий у нас совпадает. Есть! Я нахожу ее в библиотеке, она щурится на книжку с мелким шрифтом. Она не носит очки из тщеславия. Я приказываю своему сердцу не сметь дезертировать в коридор и сажусь рядом с Рейчел. Взрыва ядерной бомбы не происходит. Неплохо для начала.

Она награждает меня ничего не выражающим взглядом. Я примеряю на лицо улыбку среднего размера. «Привет», — говорю я. «Хмм», — отвечает она. Никакой кривой ухмылки, никаких грубых жестов. Пока все идет хорошо. Я смотрю на книгу, отрывок из которой она выписывает (слово в слово). Книжка о Франции.

Я: Домашнее задание?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза