Говори

Я открываю блокнот и пишу Дэвиду записку: "Спасибо!" Толчком отправляю блокнот к нему. Он сглатывает, адамово яблоко срывается до нижней части его шеи и возвращается обратно. Пишет ответ: "Пожалуйста." Что теперь? Я прижимаю

салфетку к пальцу посильнее, чтобы сконцентрироваться. На доске цыпленок, нарисованный мисс Кин, вылупился из яйца. Я дорисовываю ее рисунок, изображая дрозда. Дэвид улыбается. Он дорисовывает под его ногами ветку и подталкивает блокнот ко мне. Я пытаюсь продолжить ветку до целого дерева. Выглядит достаточно хорошо, лучше, чем когда-нибудь мне удавалось нарисовать на уроках живописи. Звенит звонок, и рука Дэвида задевает мою, когда он собирает свои учебники. Я вскакиваю со своего места. Боюсь посмотреть на него. Что если он думает, что я уже открыла его открытку и он мне противен, потому что я ничего не сказала? Но я ничего не могу сказать, потому что открытка может быть шуткой, или она может быть от другого молчаливого наблюдателя, который растворился в расплывчатом пятне шкафчиков и дверей.

Мой шкафчик. Открытка все еще там, белый клочок надежды с моим именем, написанным на нем. Я срываю его и открываю. Что-то падает к моим ногам. На открытке - рисунок двух вычурных плюшевых медведей, дружно лакомящихся медом из горшка. Я открываю ее. "Спасибо за понимание. Ты самая милая!" Это написано фиолетовыми чернилами. "Удачи! Хизер."

Я наклоняюсь в поисках того, что выпало из открытки. Это ожерелье дружбы, которое я подарила Хизер в безумии предрождественской подготовки. Тупица тупица тупица. Как можно быть такой тупой? Я слышу хруст внутри меня, мои ребра сжимают легкие, так что я не могу дышать. Я срываюсь вниз по коридору, вниз по другому коридору, вниз по другому коридору, пока не нахожу мою самую личную дверь, и проскальзываю внутрь, и защелкиваю замок, даже не озаботившись тем, чтобы включить свет, просто падаю, падаю на мили вниз, на свое коричневое кресло, где я могу впиться зубами в мягкую белую кожу запястий и плакать, как ребенок, которым я и являюсь.

Я раскачиваюсь, бьюсь головой о бетонную стену. Полузабытый праздник обнажил каждый нож, сидящий внутри меня, каждый порез. Ни Рэйчел, ни Хизер, ни даже глупому, чудаковатому мальчишке - никому не могла бы понравиться та девочка, которая во мне и которая, как мне кажется, и есть я.

ДЕВА МАРИЯ ПРИЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ

Больницу Милосердной Девы Марии я обнаруживаю случайно. Я случайно засыпаю в автобусе и совершенно пропускаю торговый центр. Больница заслуживает попытки. Может быть, я смогу выучить для Дэвида что-нибудь, относящееся к медподготовке.

Я испытываю к этому какой-то нездоровый интерес. Приемные здесь почти на каждом этаже. Я не хочу привлекать к себе внимание, поэтому пребываю в движении, постоянно слежу за временем, стараясь выглядеть так, словно у меня есть причины здесь находиться. Боюсь подхватить кашель, но у людей вокруг меня есть другие причины для беспокойства. Больница - замечательное место для того, чтобы стать невидимым, и еда в здешнем кафетерии лучше, чем в школьном.

Самая худшая приемная на этаже сердечных приступов. Здесь столпотворение серолицых женщин, вращающих на пальцах свои обручальные кольца и глядящих на двери в ожидании знакомого врача. Одна леди просто рыдает, ее не заботит, что все эти чужие люди видят, как у нее течет из носа, или что другие люди могут услышать ее, как только выходят из лифта. Ее рыдания прекращаются, едва не переходя в крик. Это приводит меня в трепет. Я хватаю пару экземпляров журнала «Пипл» и меня здесь нет.

Родильное отделение опасно, потому что люди там счастливы. Они задают мне вопросы, кого я ожидаю, когда должен появиться ребенок, здесь моя мама, сестра? Если бы я хотела, чтобы люди задавали мне вопросы, я могла бы пойти в школу. Я говорю, что должна позвонить отцу, и спасаюсь бегством.

В кафетерии здорово. Он огромный. Полон людей, одетых в врачемедсестринскую одежду, с осанкой выпускников колледжа и пейджерами. Я всегда думала, что больничные люди должны быть повернуты на здоровье, но эти парни едят калорийную и нездоровую пищу, словно она вот-вот выйдет из моды. Большие груды начо, чизбургеры шириной с тарелку, вишневый пирог, картофельные чипсы, весь этот пищевой мусор. Лишь одна одинокая сотрудница кафетерия стоит с подносом, на котором паровая рыба и лук. Мне становится жаль ее, поэтому я покупаю тарелку рыбы. Еще я покупаю тарелку картофельного пюре, подливку и йогурт. Я ищу место рядом со столом, за которым сидит серьезный, нахмуренный мужчина с серебряными волосами, употребляющий такие длинные слова, что я удивляюсь, как он не задыхается. Очень официальный. Достаточно хороший для того, чтобы собрать вокруг людей, которые говорят так, словно знают что делают.