Говори мне о любви

– Я верю, нам позволят послать тебе необходимые вещи в тюрьму, – заговорила она, отказавшись от попытки прочитать его мысли. – Книги, например, чего ты хочешь? Какие-нибудь военные романы исключаются.

Тогда он сказал странным резким голосом:

– Солдатиков дедушки.

– Солдатиков дедушки! Нет, я не думаю, что это разрешат.

– Я могу преодолеть себя. Ха-ха! Не беспокойся, мать. Я переживу и даже счастлив, что убежал от войны, которая наступит. А сейчас, не лучше ли тебе назад, к отцу? Или к своим покупателям?

Уильям сказал, что багаж, который прибыл из Германии, надо открыть. Он не может позволить, чтобы там лежала бомба, предположим, которая останется без присмотра в его доме в течение семи лет.

Начали с трех чемоданов, которые были довольно тяжелыми. В результате в них обнаружили личные вещи Эдвина: его великолепные костюмы, прекрасные, начищенные до блеска сапоги для верховой езды и шпоры, его пистолеты. Остался чемодан, где были разные смущающие вещи.

В нем были тщательно уложенная военная форма офицера кавалерии уланского полка, синий мундир с кантами красного цвета, чудной шлем – копия польской каскетки, шпага.

Где Эдвин умудрился приобрести это? Каким тревожным символом были они для него?

– Наш сын! – скептически воскликнул Уильям. Беатрис поежилась и сказала:

– Закрой чемодан, Уильям. Убери его с глаз долой. Я никогда не смогу смотреть на эти вещи.

Она вспомнила презрительный взгляд голубых глаз Эдвина и подумала, каким красивым мальчиком он был в детстве. Она уделяла ему внимание, пока не появилась Мэри Медуэй и не поглотила все ее мысли, целиком и надолго…

Глава 25

Уланские кавалерийские полки, которыми так восхищался Эдвин, в августе 1914 года перешли к действиям вдоль всей линии вместе с другими хорошо обученными и прекрасно экипированными немецкими полками.

Великая война, давно предсказанная Уильямом, началась.

Эдвин, заключенный в Петонвилльской тюрьме, собирался избежать войны, как он говорил прежде. Уильям был достаточно стар для службы в армии. Единственным членом семьи, кого прямо затронула война, оказалась Дези. Война изолировала Дези так же неизбежно, как если бы она жила на Северном полюсе. Письма от нее перестали приходить, безусловно, потому, что Сергея призвали на военную службу и отправили на Восточный фронт. Какие надежды были у Дези и ее маленькой дочери? Было ли у них достаточно еды, будут ли они надежно защищены, если предположить, что Германия победит и ринется на Восток, на Москву и Петербург, как она завоевала Бельгию и часть Франции?

Уильям, который оплакивал возможный захват Парижа этими «кровавыми Гансами», больше волновался, однако, за аннексию российских городов и благосостояние Дези. Он мучился из-за се молчания, постоянно писал ей письма, надеясь переслать их, и молился, чтобы они пришли по назначению.

Он худел и хирел, и в волосах мелькала седина. Если бы Беатрис могла смотреть на него беспристрастными глазами, он показался бы ей совсем старым человеком, потерпевшим поражение. Веселые искорки в его глазах совсем погасли. Правда, он был по-прежнему деликатным. Она всегда понимала это. Конечно, когда, встревоженный, он поднимался с постели, он был похож на старого генерала: то же изможденное лицо, так же выступали кости на теле. Но его шарм и красота оставались неизменными. Беатрис все еще считала его самым красивым мужчиной на свете.

Только росли его нервозность и недовольство, которое не вязалось с его обычной неизменной обходительностью. Но что оставалось в жизни человеку, когда его единственный сын сидит в тюрьме, его любимая дочь в изгнании, а жена и оставшаяся дочь посвятили себя выживанию магазина, так же как пытались выжить Англия и Британская империя.

Беатрис хотела сказать Уильяму, что у него есть женщина, которая любит его как всегда, так же сильно. Но кем она была теперь? Полнеющей и стареющей женщиной, с уложенными в пучок на затылке волосами. И ее образ действий – резкий и компетентный… Она привыкла к своему поведению так же, как к серому рабочему платью в магазине. Она все еще боялась, что ее огромная нежность подавит и удушит ее чувствительного супруга.

Она печалилась по поводу молчания Дези. Но Дези была одним из счастливых существ, которые всегда стоят на своих ногах. Разве она не родилась в незаслуженно благоприятных условиях, в хорошем доме, изнеженная воспитанием? У нее значительно лучший инстинкт выживания, чем был у ее хрупкой и цепкой матери. У нее будет все в порядке и лучше. Так же как для Беатрис лучше, когда Дези находится за тысячу миль от нее.

Эдвин, вероятно, более глубоко и унизительно страдал.