Говорящая с Нами

Лора в себя не приходила, но мысли о плохом он старался гнать прочь. В конце концов, в запасе у них имелось ещё три дня, и Мэтью своими глазами не раз наблюдал, как работает «бабкино зелье». В его детстве таких чудес было пруд пруди, и очередь пострадавших и просто болящих к двери этой самой лачуги не иссякала. Бабка не отказывала. Никому. Она порой бросала свои дела, будь то пироги или что иное, и спешила на помощь. Мальчик же, хотел он того или нет, служил ей подмастерьем – принести или собрать в лесу нужные травы, набрать в колодце воды, измельчить ингредиенты в труху… В общем-то, так он и научился этой премудрости — от скуки и безделья, нежели желая перенять лекарский опыт своей бабушки.

И, как оказалось, совсем не зря.

К вечеру повреждённая рука разболелась так, что впору было пить обезболивающие. Размотав бинт, мистер Клабан понял, что дело плохо – конечность раздуло, она отекла и приобрела фиолетовый оттенок. К тому же, чувство жжения, которого он раньше просто не замечал, начало настолько раздражать руку, что просто невозможно стало его игнорировать.

Вытащив из своих запасов антибиотик и маленький тонкий шприц, он развёл содержимое бутылочки водой для инъекций, и вколол лекарство себе в плечо, болезненно морщась.

Потом, подумав, он развёл обычную поваренную соль в тёплой воде в тазу, и окунул в неё больную руку.

После враз усилившейся боли, стало легче. И Мэтью туго замотал руку чистым бинтом, собираясь ложиться спать. Но вначале он должен был ещё разок проверить Лору.

Девушка была бледна, хоть и дышала мерно, но лежала не шевелясь, точно мёртвая. Её тёмные волосы только добавляли контраста с нездоровой белизной кожи, а маленькая венка на шее ровно пульсировала.

Охотник, как завороженный, долго смотрел на неё, а потом прилёг рядом, коснувшись здоровой правой рукой её холодной ладони.

— Надеюсь, ты не бросишь меня, кукла. – Вдруг прошептал он, нервно всхлипнув. – Я ведь никому, никогда в жизни не был нужен. Никому и никогда. Слышишь? Нет? Ну и хорошо. Иначе бы я молчал.

Клабан покрутил головой, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил.

— Знаешь, за что я их так ненавижу? Призраков… Они лишили меня матери. Да, кукла, ты не ослышалась… Мой отец был охотником. Он промышлял своим мастерством, как я сейчас. За деньги, конечно же. Это искусство передавалось в нашей семье от поколения к поколению, и я не считаю это зазорным занятием – помогать заблудшим душам с миром уходить на тот свет. Особенно тем, кто туда не слишком стремится…

Он усмехнулся сам с собой.

— Да, эти твари порой так опасны, так беспощадны, что и нам приходится быть жестокими по отношению к ним. Но я отвлёкся. Однажды мой отец выслеживал древнего призрака, и уже не первый месяц этот гад морочил ему мозги своими каверзными штучками, но в ловушки не попадался. Отец был в бешенстве, впервые ему так не везло, и одержимость стала его не вторым – первым именем! Он перестал есть и спать, все его разговоры сводились лишь к этому бестелесному, и делом принципа стало поймать его любой ценой. Можно сказать, он помешался на этом, и, в конце концов, сошёл с ума. Знаешь, что он сделал, кукла? Как-то раз он принял мою мать за того призрака. И тогда он схватил нож – первое, что попалось ему под руку, и полосовал её до тех пор, пока…

Теперь видишь, кукла?! Видишь, до чего они довели мою семью?

После меня отправили жить сюда, к моей бабке. Да, чёрт возьми, я вырос в этом самом доме, и сейчас он принадлежит мне. Но я всем говорю, что снимаю его у лесника… Хах, я готов забыть о своём прошлом, лишь бы не вспоминать того, что мне пришлось пережить. В конце концов, я вернулся домой. В город. Где меня звали не иначе как «деревенщина». Да, не хватало манер и образования, и я уже не мог быть «своим».

Хочешь знать, сколько у меня было женщин, кукла? Много. Очень много, когда у меня были деньги. А после я оставался один, до следующего барыша. И так до тех пор, пока меня не занесло сюда вновь. И всё это благодаря тебе, теперь я это понимаю. Ты нужна мне, слышишь? Не смей меня бросать…

* * *

Первые лучи утреннего светила ласково коснулись закрытых век девушки, наполняя их теплом, пробуждая. Лора открыла глаза, не сразу осознав, где она находится и что с ней произошло. Желание подняться отдалось болью в затылке и слабостью во всём теле. Девушка слабо зашевелилась, застонав.

Заспанное лицо Мэтью Клабана тут же выросло перед ней бледным пятном.

— Очнулась… жива… — Забормотал он. – Стоп, девочка! Как ты себя чувствуешь?! Наверное, ужасно! Чего молчишь? Ты хоть помнишь, как тебя зовут?

Он наконец-таки замолчал, вопросительно уставившись на неё, и у девушки появилась возможность ответить:

— Конечно, помню. Моё имя – Лорейн Шерли…

Глава восьмая. Пробуждение.

— Ну, точно, тронулась. Окончательно. – Заключил Мэтью Клабан, сделав кислую мину. – Плохи наши дела, кукла…